Проведя Рождество в Гринвиче, король и королева вернулись в Лондон, где 5 января 1453 года на великолепной церемонии, состоявшейся в лондонском Тауэре, Генрих торжественно даровал своим сводным братьям атрибуты их графского достоинства, пожаловав роскошные мантии из бархата и золотой парчи, меха, седла и изящные конские чепраки. 20-го новоиспеченных графов впервые пригласили в парламент. Отныне им будет предоставлено право голоса в правительстве, их примут в состав королевского совета.
Генрих был очень щедр к своим сводным братьям и неоднократно жаловал им земельные угодья и крупные денежные суммы; годовой доход каждого составлял около 925 фунтов. Эдмунду он пожаловал поместья, полагающиеся ему как графу Ричмонду, дабы он мог жить в соответствии со своим новым статусом, а Джасперу пришлось подождать, ведь земли, «прилагавшиеся» к титулу графа Пембрука, пока принадлежали кому-то другому. Приезжая в Лондон, Эдмунд имел право останавливаться в замке Бейнардс, впоследствии городской резиденции Йорка, тогда как Джаспер владел домом на Брук-стрит в Степни. Эдмунд процветал в своем графстве Ричмондском, поскольку экспортировал шерсть из линкольнширского Бостона. Имения, которые позднее были дарованы Джасперу, располагались по большей части в Южном Уэльсе, а своим богатством он, следовательно, был обязан добыче угля и торговле, сосредоточенной в порту Милфорд-Хейвен.
В благодарность за все эти милости Тюдоры будут до конца дней своих нерушимо хранить верность Генриху VI, защищая его интересы в своих ленных владениях и преданно служа ему в совете. Они также будут поддерживать его в борьбе с Йорком. Джаспер пользовался особой популярностью в Уэльсе по причине валлийского происхождения своего отца, и земли, которыми он правил, превратились в верный оплот Ланкастеров. Поскольку Йорка тоже интересовали определенные территории в Уэльсе, эта часть коронных владений сыграет важную роль в войнах Алой и Белой розы.
В начале 1453 года героический Толбот вихрем пронесся по землям, расположенным вокруг Бордо, отвоевывая у французов один город за другим. Эти успехи, первые, которыми англичане могли похвастаться за тридцать лет, дали повод для осторожного оптимизма дома. Но весной, когда Толбот написал королеве, прося прислать подкрепления, парламент заколебался и принялся искать отговорки, а Толбот кипел от злости и попусту терял время, негодуя на ненужные промедления, уклончивость и уход от прямого ответа.
Тем не менее победы, одержанные Толботом в регионах вблизи Бордо, на какое-то время гарантировали, что парламент будет хранить верность правительству, а не Йорку. Собравшийся на заседание в Рединге 6 марта, парламент совершенно избавился от сторонников герцога и состоял главным образом из приверженцев Ланкастеров. Братья Тюдор присутствовали на сессии, заняв места в парламенте в качестве первых графов королевства, а палата общин ходатайствовала перед королем, прося признать их его законными единоутробными братьями, рожденными той же матерью, что и он, и предлагая гарантировать нерушимость их прав: закон не должен был посягать на них, исходя из того, что отец их – валлиец. Король милостиво согласился исполнить эти просьбы и даровал поместья графства Пембрукского отныне титулованному графу Джасперу.
Этот парламент оказался куда послушнее и сговорчивее своего предшественника. Он действительно принял «Акт о возвращении», однако акт этот касался только пожалований, сделанных в пользу Йорка и его сторонников. Затем парламент проголосовал за предоставление королю и его непосредственным подчиненным значительного дохода от таможенных пошлин, а также лучших имений из тех, что предстояло вернуть в собственность короны. Упрочилось и материальное положение королевы, которой были пожалованы новые земли, ставшие частью ее «вдовьей доли».
Затем, откликаясь на ходатайство, поданное палатой общин, парламент составил «Акт об объявлении вне закона» и лишении всех прав сэра Уильяма Олдхолла, управляющего Йорка и спикера парламента предыдущего созыва. Преступление его заключалось в том, что он якобы поддержал в 1450 году Джека Кейда, а кроме того, в его доме якобы было найдено имущество, похищенное у Сомерсета, но в действительности вина его состояла в том, что он примкнул к Йорку, хотя имя Йорка в акте и не упоминалось.
Олдхолл укрылся в убежище, избрав для этого церковь при монастыре Святого Мартина Великого, Сент-Мартин-ле-Гран, возле ворот Ньюгейт в Лондоне, но если он полагал, что будет пребывать там в безопасности, то его ожидало разочарование, так как однажды ночью группа аристократов, принадлежавших к придворной партии, пренебрегая всеми писаными и неписаными законами, вторглась в убежище и вытащила его оттуда, «прибегнув к насилию». Настоятель церкви пришел в ярость от столь вопиющего нарушения священного права на убежище и, безмерно возмущенный, пожаловался королю, и тот, несмотря на протесты своих лордов, повелел, чтобы Олдхоллу разрешили вернуться в церковь. Впрочем, когда направленный против него парламентский акт обрел силу закона, его имущество было конфисковано и разделено между его врагами, а Сомерсет получил его поместье в Хансдоне.
Парламент совершенно очевидно полагал, что Йорк снова поднимет восстание, потому что разрешил королю набрать на средства графств-широв и городов, имеющих представительство в парламенте, 20 тысяч лучников сроком на полгода, с тем чтобы призвать их на защиту королевства в любой момент, когда это понадобится и если это понадобится. Наконец, 24 марта, после того как была расторгнута ее помолвка с Джоном де ля Полем, Маргарет Бофорт была отдана под опеку Эдмунду и Джасперу Тюдорам и стала их воспитанницей. Возможно, Генрих уже принял решение обвенчать ее с Эдмундом и тем самым передать ему ее богатое приданое.
В 1453 году королева погрузилась в скорбь, узнав о смерти своей матери, Изабеллы Лотарингской, после долгой, мучительной болезни, и облачилась в темно-синий траур. Впрочем, в апреле она возвеселилась духом, почувствовав, что наконец родит своему супругу дитя, возможно наследника мужского пола. Любопытно, что радостную весть королева сообщила Генриху не сама, а через его камергера, Ричарда Танстолла: ему надлежало передать монарху «первое утешительное известие о том, что наша возлюбленная супруга королева enceinte[29], к несказанной радости нашей и умилению и к ликованию всех верных подданных наших», как потом писал король. Генрих был столь восхищен радостным известием, что вознаградил Танстолла ежегодной рентой в размере сорока марок. Затем он заказал своему ювелиру, Джону Уинну из Лондона, драгоценный пояс, именуемый по-французски «demi-ceint», и повелел доставить украшение «нашей дражайшей, возлюбленной супруге королеве». Пояс обошелся в 200 фунтов, немалую сумму для того времени.
Генрих же тихо, без лишнего шума, возвращал