Не имея поддержки большинства аристократов, Йорк осознал, что постепенно утрачивает свое с трудом завоеванное влияние, тогда как придворная партия исподволь возвращает себе контроль над королем и королевской администрацией. Видя, что могущество Йорка с каждым днем уменьшается, Генрих VI дерзко отказался удалить Сомерсета, и тот быстро обрел прежнее высокое положение при дворе, а в начале 1451 года Генрих назначил его на важный и влиятельный пост капитана Кале. Хотя он только что руководил позорной сдачей Нормандии, Сомерсету предстояло стать во главе самого крупного гарнизона, имевшегося в распоряжении английской монархии. К маю 1451 года придворная партия, возглавляемая герцогом и лордом-канцлером кардиналом Кемпом, вернула себе прежние позиции, несмотря на ухудшившееся положение во Франции, где французские войска совершали набеги на Гасконь и Аквитанию.
О господствовавших в обществе настроениях отчетливо свидетельствует случай одного из сторонников Йорка, Томаса Янга. Член герцогского совета и одновременно член парламента от Бристоля, Янг убедил палату общин подать королю петицию, прося, чтобы «король, не имея отпрысков, ради безопасности королевства публично объявил, кто будет прямым и непосредственным его наследником», и сам назвал герцога Йоркского. Янг наивно надеялся разубедить короля, если тот действительно помышлял назначить своим наследником Сомерсета, однако его предложение вызвало ужасную бурю гнева среди лордов и ни с чем не сравнимое негодование короля, отчего злополучный Янг оказался заточен в Тауэр. Он был членом парламента, и потому это стало нарушением его права высказывать свое мнение беспристрастно, невзирая на лица, и, в свою очередь, разгневало палату общин, которая подала петицию с просьбой его освободить. Король передал это прошение своему совету, и тот его проигнорировал, а Генрих внезапно распустил парламент в том же месяце.
Случай Янга показывает, как клановые междоусобные раздоры мешали деятельности парламента, а кроме того, подтверждает, что политические позиции теперь поляризировались и мнения участников конфликта стали склоняться либо в пользу Ланкастеров, либо в пользу Йорков. Что касается самого Йорка, то, после того как Генрих распустил парламент, он остался в изоляции, вызывая растущее недоверие короля и большинства вельмож.
30 июня 1451 года французы захватили Бордо, столицу Аквитании. Жители города смотрели на «освободителей» недружелюбно, ибо считали себя англичанами, а город на протяжении трехсот лет славился как жемчужина короны Плантагенетов. Несколько недель спустя последовало падение Байонны, еще одного аквитанского города, а 23 августа само герцогство Аквитанское сдалось Карлу VII. Весть об этом отозвалась в Англии потрясением и страхом, особенно в купеческой среде, весьма озабоченной будущим прибыльной виноторговли.
Англия пребывала в состоянии крайнего напряжения, прерываемого время от времени беспорядками, особенно в юго-западных графствах. К осени 1451 года стало понятно, что Генрих VI не намерен проводить в жизнь никаких правительственных реформ; он не преклонял слух свой к жалобам подданных и довольствовался тем, что со свойственной ему тупостью оставлял все как есть. Пусть судьба английских владений во Франции висела на волоске, пусть его правительство в Англии запятнало себя коррупцией и прогнило до основания, пусть местное управление и суды творили беззакония, пусть по всей стране бушевали волнения и господствовала анархия, Генрих, по-видимому, искренне не осознавал серьезности ситуации, а его доверенные лица и члены света были слишком увлечены своекорыстием и наживой, чтобы обращать на это внимание. Не был решен и важный, первоочередной вопрос престолонаследия.
Король по-прежнему не мог расплатиться с огромными долгами. Насколько они были велики, свидетельствует драматический эпизод: в прошлое Рождество, в праздник Богоявления, когда король и королева, как обычно, явились председательствовать на пиру, их встретил расстроенный сенешаль, ведавший придворным хозяйством, и объявил им, что яств-де не будет, ибо купцы, снабжавшие дворец провизией, не хотят более поставлять ничего в кредит.
Теперь Йорк, к своей немалой досаде, осознал, что заставить Генриха сделать хоть что-то можно только силой; он неохотно примирился с мыслью, что у такого решения нет альтернативы. Этой осенью Йорк начал готовиться к столкновению с королем или, скорее, с придворной партией, а призрак гражданской войны тем временем все надвигался и надвигался.
Слухи о неизбежном вооруженном конфликте между соперничающими группировками и так уже раздавались повсюду, и герцог решил извлечь для себя пользу из страхов народа. Осенью он спровоцировал первую из пропагандистских кампаний, развязанных Йорками, и для начала написал в сентябре своим влиятельным сторонникам в Норфолке, графстве, весьма пострадавшем от беспорядков и несправедливости, с целью заручиться поддержкой правительственных реформ, которых он намеревался добиться мирными или иными средствами. В ноябре он отправил сэра Уильяма Олдхолла в Восточную Англию, дабы тот воодушевил местных жителей на борьбу с правительственными злоупотреблениями. А потом он предупредил о готовящихся восстаниях.
Королева ненавидела и боялась Йорка, и к началу 1452 года она с Сомерсетом сумела убедить короля, что герцог замышляет государственный переворот с целью захватить престол. На самом деле агенты Йорка распускали слухи, что «королю место не на троне, а скорее в монастыре и что в каком-то смысле он уже сам низложил себя, передав управление государством в руки женщины, которая, прикрываясь для приличия его именем, узурпировала власть, а ведь по английским законам королева-супруга имеет власть лишь номинальную». Такая пропаганда только распаляла гнев Маргариты. Однако подобные обвинения были не лишены оснований, если внимательно изучить «Опись гардероба королевы» за 1452–1453 годы, в которой о масштабах ее влияния на правительство свидетельствует число пожалований, совершенных «по указанию личного совета королевы».
Зная, что Йорк планирует какое-то столкновение, Маргарита решила действовать. Этой зимой, когда ко двору прибыл шотландский граф Дуглас, она принялась энергично искать его дружбы, отдавая себе отчет в том, что он может созвать под свои знамена войска трети Шотландии. Дуглас принял близко к сердцу озабоченность королевы и пообещал прийти на помощь Генриху со своей армией, если тот не сможет победить Йорка.
Заручившись поддержкой Дугласа, Маргарита продемонстрировала, что совершенно не представляет себе предрассудки англичан. Упрямая и целеустремленная, она не в силах была понять, что, хотя шотландцы казались ей желанными союзниками, подданные ее супруга видели в них заклятых врагов и появления шотландцев, да еще вооруженных, на английской земле веками боялись, оказывая им сопротивление. Может быть, ей посчастливилось, что Дуглас был убит вскоре после своего возвращения в Шотландию, и она тем самым лишилась серьезной поддержки шотландцев.
Йоркистская пропаганда начала оказывать воздействие на умы. Король отправил герцогу, находившемуся в ту пору в замке Ладлоу, послание,