Ланкастеры и Йорки. Война Алой и Белой розы - Элисон Уэйр. Страница 26


О книге
трактира «Красный лев» на Лоуэр-Хай-стрит в Саутгемптоне. Он дал письменные показания, признав свою вину, и был приговорен к казни, положенной государственным изменникам. Он самым жалким образом умолял пощадить его, однако мольбы его не были услышаны, хотя король милостиво смягчил приговор, заменив ужасные пытки простым отсечением головы. После этого он был доставлен из импровизированного суда к так называемым Крепким вратам, северному въезду в город через крепостную стену, и обезглавлен возле них. Голову его отправили в Ньюкасл в знак предостережения северянам, которые вздумают бунтовать.

В тот же день Кембридж и Скруп, будучи пэрами королевства, потребовали, чтобы их судили равные им по званию. Заслушать их был назначен комитет из двадцати лордов, включая Марча и брата Кембриджа Йорка. 5 августа они предстали перед судом, были признаны виновными и приговорены к смерти. После этого из Саутгемптонского замка, где он пребывал в заключении, Кембридж написал королю, прося сохранить ему жизнь, но Генрих остался неумолим, и в тот же день графу отсекли голову у Крепких врат. Его голову и тело погребли в часовне странноприимного дома Божьего в Саутгемптоне, а все его звания, титулы и имения, как было в тот же день объявлено, отошли короне.

Приговоры Грею и Кембриджу были смягчены, но такого милосердия не удостоился вероломный Скруп, которого сочли самым коварным злодеем из всех заговорщиков и на которого, следовательно, в полной мере обрушили кару, достойную государственных изменников. В своем завещании он просил похоронить его в Йоркском соборе рядом со своими родственниками, однако король повелел выставить его голову на всеобщее обозрение над городскими вратами, выходившими на главную улицу Йорка – Миклгейт-Бар.

По словам Уолсингема, Генрих оплакивал судьбу Кембриджа и Скрупа, но беспощадная жестокость, проявленная им к заговорщикам, обеспечила ему спокойствие в будущем, ибо до конца его царствования серьезных возмущений против дома Ланкастеров больше не было. Марч был помилован и отныне неизменно сохранял верность королю, служа под его началом во Франции и помогая защищать страну от любых вражеских вторжений с моря. В ноябре парламент подтвердил вынесенные Саутгемптонским судом приговоры, задним числом объявив вне закона тех, кто уже был осужден. Разгром заговора упрочил позиции Генриха, поскольку народ был склонен видеть в его спасении произволение Господне. С королем примирился даже Нортумберленд, а впоследствии, после казни мятежника в 1417 году, и сын Олдкасла.

В 1421 году родственник Марча сэр Джон Мортимер предпринял тщетную попытку возвести графа на трон. Он был арестован и заточен в подземной темнице Тауэра, откуда сумел бежать, но снова был схвачен и стал содержаться отныне под более бдительным надзором. Предприятие Мортимера получило весьма незначительную поддержку; на самом деле лишь очень и очень немногие восприняли его серьезно, и в 1424 году, после второй попытки к бегству, он был признан виновным в государственной измене, повешен, подвергнут пытке через вырывание внутренностей и четвертован.

В конце лета 1415 года Генрих V переправился через пролив Ла-Манш во Францию во главе войска из десяти тысяч человек, осадил город Арфлёр и взял его. Во время осады многие его солдаты умерли, но в большинстве своем не от ран, а от дизентерии. Далее король повел свою поредевшую армию в Кале. Хотя он насаждал строгую дисциплину и запрещал блудниц и вино, марш его солдат по Северной Франции был отмечен преступлениями, убийствами, грабежами, поджогами и изнасилованиями, да и сам Генрих нисколько не щадил мирное население.

В октябре англичане одержали неожиданную и блестящую победу над цветом французского рыцарства в битве при Азенкуре. Войско Генриха значительно уступало по численности французскому, и, если бы не его несравненный полководческий талант, победу точно одержали бы французы. Снова, подобно тому как было это при Креси и при Пуатье в царствование Эдуарда III, исход сражения решило искусство английских лучников. Стрелы, выпущенные англичанами из больших, в человеческий рост, луков, несли смерть, пробивая тяжелые доспехи французских рыцарей, а те, когда их сбрасывали с коня, зачастую не могли подняться на ноги и в любом случае с трудом сражались пешими. Генрих выстроил свои войска таким образом, что поначалу французам пришлось наступать по болотистой земле, и держал свою собственную тяжелую кавалерию в резерве, пока французская тяжеловооруженная конница не обратилась в паническое бегство под градом английских стрел.

По словам Уолсингема, Генрих «сражался не как король, а как рыцарь, стоя во главе своего войска, первым бросаясь на врага, обрушивая на него и получая в ответ жестокие удары». Впрочем, после битвы он настолько забыл обеты рыцарства, что повелел уничтожить всех разоруженных пленников, знатных и простолюдинов, и его пехотинцы, глубоко потрясенные, в ужасе взирали, как две сотни лучников закалывали, забивали палицами и заживо сжигали захваченных в плен.

Вернувшись в Англию, Генрих V был встречен на родине бурей восторга, и подданные на протяжении девяти часов чествовали его живыми картинами и торжественными процессиями, кульминацией которых стал благодарственный молебен в соборе Святого Павла, сопровождавшийся звоном лондонских колоколов. По рассказам очевидцев, во время всех этих празднеств суровый король ни разу не улыбнулся, хотя его подданные были вне себя от радости и непрерывно выкрикивали ему приветствия.

Значение битвы при Азенкуре нельзя преуменьшать. Она не только деморализовала французов, но и окрылила воображение каждого англичанина, превратила Генриха V в народного героя и содействовала росту национализма среди его подданных. Мало кто стал бы теперь подвергать сомнению право Ланкастеров на престол, ибо и сам Генрих, и его народ полагали, что Господь утвердил его в его притязаниях, даровав ему столь впечатляющую победу. Благодарный парламент радостно проголосовал за предоставление королю дальнейших субсидий для продолжения войны, хотя цена кампании достигла заоблачных высот и легла тяжким бременем на и так уже истощенную казну.

Англичане понесли под Азенкуром очень мало потерь. Единственным погибшим аристократом был Эдвард, герцог Йоркский, который командовал во время боя правым флангом войска. Он был крупным и весьма тучным человеком, и потому ходили слухи, будто он либо задохнулся в своих доспехах, либо умер от сердечного приступа в пылу битвы в образовавшейся давке. Тело его опустили в огромный котел с водой и варили всю ночь, так чтобы плоть распалась и кости можно было перевезти назад в Англию, где их затем и похоронили в соборной церкви Фозерингея. Изящный монумент в память Йорка был впоследствии воздвигнут по приказу Елизаветы I, и увидеть его можно до сих пор.

У Йорка не осталось детей, и с его смертью его герцогский титул был временно отменен. Его покойного младшего брата Кембриджа король объявил вне

Перейти на страницу: