- Прекрати избегать того, для чего ты прибыл к нам.
- Да, ты прав. Прости. Я пришёл к тебе, потому что мне нужна помощь. В этот раз больше, чем в прошлый. Моё сердце полнится печалью, и душа неимоверно скорбит обо всём, что произошло, и обо всём, что я не смог предотвратить. Прошу ответь: ты выслушаешь мою историю? Ты позволишь мне снова излить в твою бездонную сущность все свои горести и печали, чтобы они исчезли, чтобы они освободили мою разорванную на части душу?
- Да.
- О, спасибо!
Словно бы только вчера мы бились за людей, оберегая этих существ от произвола саткаров, ведь перед глазами до сих пор живы эти картины. Напуганные люди, жестокие саткары, добродушные и участливые сенонцы, серьёзные и целеустремлённые сариномы. Однако ярче всего запечатлелся образ бессмертных воителей, кто неуязвимы для меча, для магии, для безумия и для скорби. Я пытался равняться на вас, брать пример с тех, кто противоположен жизни. Наверное, многочисленное горе, которое испытал я на себе, подтолкнуло меня обратиться от света ко тьме, от жизни к смерти. И даже моё бегство от багряного воинства не отдалило меня от стремления подражать вам, бессмертным.
Я продолжил быть валирдалом, я продолжил скитаться меж мирами, встречаться с другими чародеями, обучать их эсталиалу, который они называли вакта. Иногда я задерживался в мирах, которые населяли эти грешные существа, люди. И там приходилось мне сталкиваться с другими бессмертными, которые скрывались среди людей. Но иногда я всё же сворачивал с путей валирдации, чтобы ходить по разным мирам. Иногда чуть ли не попадал в плен урункрокам, иногда приходилось противостоять сик’хайям, иногда я оказывался там, где пока что никого не было или уже никого не было. Да, где-то его ещё не успели заселить, а где-то все жители вымерли, оставив после себя только лишь следы своего присутствия. Иногда эти следы были очень явными, как будто бы существа, населявшие этот мир, погибли совершенно недавно, а иногда эти следы были практически стёрты беспощадным временем. Это всегда нагоняло печали. Но то была не губительная печаль, а, наоборот, созидающая, ведь она помогала мне осознать, что я жив, что у меня есть лишний повод радоваться.
И вот, находясь в одном из таких миров, блуждая средь унылых развалин какого-то неведомого мне народа, я услышал голос какой-то девушки. Точнее, даже нет, я не услышал, как если бы это был звук, который может уловить ухо. Он полился мне прямиком в разум, точно так же как и ты говорил со мной недавно. Она говорила, что Мордалаль в опасности, что далры нуждаются во мне. Она просила меня вернуться к моим сородичам. Я сначала подумал, что это какой-то морок, чары какого-нибудь лукавого саткара. Но нет, я поднял голову и увидел полнолунье. У нас в мире ночное светило называется Теоссир, когда как дневное – Мордалаль. А ещё у нас было поверье, что Теоссир – это символ присутствия нашей богини, что через бледное сияние холодного солнца она оберегает нас. То же самое касается и дневного светила. Для эсров оно – признак присутствие их тёмного отца Эсертиола. И я тогда впал в сильное замешательство, ведь всё это было лишь поверьем. Никто никогда не слышал голоса богини-матери в ночь круглого Теоссира, как и никто из наших тёмных братьев не был свидетелем присутствия бога-отца в зените Мордалали. Но это не могло быть просто совпадением. Тот чарующий голос был настоящим, а то, что это произошло под сиянием полного Теоссира, лишь усиливало моё желание поверить в это. «Мордалаль в опасности» - проговорил я в тот же миг сам для себя, чтобы убедить собственное сердце в этом. Я столько времени не был там. Но с моей родиной у меня возникают лишь печальные воспоминания. А потому всякий раз, как я вспомню о ней, моё израненное сердце тут же пронзает боль, и я, чтобы не испытывать этих мучений, тут же забываю о ней. Но в тот раз было иначе. Воспоминания о Фаламасфали, об Ильтавиланэ и Далармиэлии теперь не вызывали никакой горести, не терзали мою душу. А осознание того, что моим братьям и сёстрам нужна моя помощь, так вовсе кольнула мой разум, из-за чего решиться на возвращение домой стало гораздо легче. Собравшись с мыслями, я открываю портал и вхожу в него.
Эльф приумолк, потому что грядущие события, о которых он собирался поведать, были очень тягостными, а потому он потратил немного времени для того, чтобы собраться с мыслями и продолжить.
Великая горечь пронзила моё сердце даже быстрее, чем я вообще успел что-то осознать. Боль тут же нанесла удар, словно бы зазубренным кинжалом. Ужас, как будто бы огромный молот, ударил со всего размаху по моей голове, выведя из равновесия. В воздухе витал запах смерти, и пелена тьмы затмила всю округу. Я не знаю, сколько восходов и закатов этот мир не видел лика Мордалали, ведь я знал, что сейчас стоял день, однако ж вокруг была ночь. И даже многочисленных звёзд не было видно в небесах, как словно мою родину укрыл какой-то непроницаемый чёрный купол. Всё моё тело тут же пробрал жуткий холод, но не тот холод, который наступает с приходом зимы, и не тот, который объял меня, как только я перешагнул порог вашего мира, но иной, лихой холод. Он, словно миллиарды мельчайших ледяных осколков, проходит сквозь мои органы, оставляя на них кровавые раны. Но разил он отнюдь не плоть, а душу. Этот процесс был постоянным и мучительным. Это были только лишь ощущения. То, что я увижу, будет в разы хуже. Но я понимал, что обязан был это сделать. А потому я оторвался от созерцания беззвёздного неба и ниспроверг свой взгляд на землю.
О, богиня-мать, дай мне сил всё перенести. То, что я тогда увидел, было ужаснее всего, что я когда-либо мог лицезреть. Этот ужас не сравнится даже с тем ужасом, который я испытал, побывав у вас там, в некрополисе. Вокруг была смерть. Ужасная, жуткая, неописуемая смерть. Эльфы, множество эльфов лежало мёртвыми истерзанными телами. Вечно цветущая Фаламасфаль сейчас была голой землёй, пропитанной кровью моих братьев и сестёр. Мой взгляд не мог выдержать всего этого. Я ощущал, как мой разум стремится провалиться в бездну беспамятства, но в то же самое время как будто бы незримая рука, как будто бы неощутимая воля хватала меня вот тут вот за