Лязгнул ключ, и в коридоре прошла процессия из трёх человек. Впереди шёл сменный дежурный с огромной связкой ключей, за ним — сутулый сотрудник, отчего-то смущённый. Стоило увидеть, кто замыкает шествие, и его смущение стало объяснимым.
Красотка. Умница. И просто — ректор моей академии. Виктория Александровна Державина.
Высокая, статная блондинка с безукоризненной осанкой вошла в тюремный блок, как в бальный зал Императорского дворца. Так и норовилось сказать сейчас, что забыл ангел в нашем захолустье, но ведь это столь банально и даже вульгарно, что решаю промолчать.
На ней изысканное платье серого строгого цвета с чёрными бархатными рукавами и высоким воротником, подчёркивавшим элегантную шею. Пояс с серебряной пряжкой обхватывал талию, выделяя силуэт песочных часов. Поверх — строгое чёрное пальто с меховыми манжетами. Знатно приоделась. Вот же женщины… Даже на визит в городскую тюрьму одеваются, как на приём к самому Императору. Или она так ради меня постаралась? Сомнительно.
Самым интересным в Вике была далеко не одежда или украшения, а выражение лица — идеальная маска превосходства, которое показательно сдерживают, чтобы показать ещё большую власть. Каким взглядом она смотрела на окружающий тюремный убогий мир… Прям богиня, ей богу. Так, что-то я совсем разогнался в своих мыслях. Отсидел всего сутки, а чувствую себя голодным до женского тела жеребцом. Даже забавно. Что было бы, просиди я тут с годик. Выяснять, конечно, не буду.
Процессия остановилась у моей камеры. Безупречные брови Виктории приподнялись, в зелёных глазах на крохотную долю секунды проступило беспокойство. Увидела мою окровавленную моську, хе-х. Я, вообще-то не для неё старался, ну да ладно. Хотя и считаю, что вызывать в женщине жалость, дабы понравиться ей — удел неудачников. Не уважаю таких чудиков. Мужчина — охотник. У нас в естестве захватывать и покорять. В том числе и женские сердца.
— Открывайте, — коротко приказала Виктория дежурному, не удостоив его и взглядом.
— Но, госпожа ректор, — промямлил тот, — по инструкции мы не можем…
— Сказала, открывайте, — в её тоне прозвучала такая сталь, что дежурный инстинктивно отступил на шаг. — Мне необходимо поговорить с задержанным. У вас нет причин отказывать представителю Академии Практической Эфирологии.
Дежурный побледнел, но не сдвинулся с места.
— Простите, Виктория Александровна, но у нас прямой приказ. Никого не пропускать к заключённому без разрешения майора Грушина. Вы можете побеседовать через решётку. Это максимум.
Вика смотрела мне в глаза, а я ей. Мы так и не поприветствовали друг друга. Из-за своего положения, она не могла начать беседу таким образом, ведь настояла на открытии камеры. Если же я заговорю первым, то покажу тем самым слабость её власти, а потому просто доверился её силе. Откроет камеру, тогда и поприветствую её, как подобает курсанту. Не откроет, что ж, по крайней мере, не унижу её, показав стойкость ученика её академии. Не знаю, прав ли я был? Но именно так виделась сложившаяся ситуация.
В коридоре поспешно объявилась пельмешка. Я бы даже сказал ПОЖИРАТЕЛЬ ПЕЛЬМЕННЫХ ВСЕЛЕННЫХ. Если такие были. То их уже нет. Он всё поглотил, не пережёвывая. Ладно, шутки в сторону. Это был толстячело Грушин. Майор и самоназванный царёк здешнего отдела стражи.
Стоило ему остановиться, как пузо колыхалось ещё с секунду, а затем нашло точку покоя. Одутловатая, красная от натуги морда исказилась при виде ректора.
— Виктория Александровна! — он, что? Нервничает? — Какая неожиданность видеть вас в столь… неподходящем месте.
Вика неспешно повернулась к нему. Ого, а температурка-то приподнялась на пару градусов.
— Майор Грушин, — его фамилия была недостойна её уст. Она и сама показательно произнесла её так, будто испробовала на вкус нечто отвратительное. — Я приехала забрать своего курсанта. Завтра начинается турнир, и его участие необходимо.
Маленькие глазки майора метались от меня к Виктории и обратно.
— Жаль, но это невозможно, — он развёл пухлыми ручками в притворном сожалении. — Ваш курсант подозревается в поджоге, повлекшем значительный материальный ущерб. И не только это. Ночью произошёл инцидент…
— Я в курсе, — прервала она ледяным тоном. — Как вы, майор, лично распорядились поместить курсанта к особо опасным рецидивистам. Такая «забота» о молодом дворянине, подозреваемом в преступлении, которое ещё даже не доказано. Интересно, что на это скажет прокурор.
Грушин покраснел, но не отступил.
— Да что вы понимаете в следственных процедурах⁈ Вчера было рутинное распределение по камерам из-за уборки! Обвиняете меня в соблюдении всех норм содержания заключённых⁈
Виктория сделала к нему шаг, глядя на него сверху вниз. Да, она была на пару сантиметров выше. Из-за осанки и каблуков.
— Очевидно, я понимаю достаточно, чтобы заметить вопиющие нарушения процедур, — сузила она глаза. — И мне интересно, что скажет не только прокурор, но и городской магистрат, когда узнает, как именно вы обращаетесь с задержанными из числа учащихся военной Академии.
Майор издал фырканье, как разъярённый суслик:
— Угрожаете, значит? И что вы собираетесь делать? Жаловаться? Так передайте всем — мы следуем букве закона, а ваш курсант ответит за все свои деяния!
Наблюдаю за этой перепалкой, прислонившись плечом к смежной решётке. Ухмыляюсь, от чего треснули губы. Ауч. Ещё и сломанная рука колко пульсировала, левый глаз заплыл, но зрелище перед камерой того стоило. Кто же победит? Красотка Вика-Виктория или пельменный ликвидатор?
— Не знаю, что вас так взбесило, Грушин, — да, я не сдержался и произнёс с улыбкой, намеренно опуская его звание, — но ваши вчерашние друзья не справились с задачей. Может, в следующий раз пришлёте кого-нибудь покрепче? И с более устойчивой психикой?
Майор аж почернел и пырхнулся к решётке:
— Ты… — он поперхнулся от ярости, затем хватанул воздух. — Ты сам напросился, щенок! Да я сгною тебя здесь!
— А я думал съешь, — и продолжаю улыбаться.
— Да как ты смее…
— Довольно! — Виктория повысила голос, что было на неё не похоже. — Майор Грушин, я требую немедленно освободить моего курсанта. Как я и упомянула ранее, завтра начнется турнир, на котором присутствует архимагистр Воронцов — один из тринадцати советников.
При упоминании Воронцова Грушин побледнел, но, как-то, быстро взял себя в руки.
— Да хоть сам император! — отрезал он, сжав кулачки. — Закон есть закон! Ваш курсант останется под стражей до окончания расследования!
Виктория смерила его очень долгим взглядом. Вот она — борьба между яростью