Купцы, мастеровые и даже дворяне с северных островов кинулись врассыпную. Понимали — Ронжар шутить не будет. Каракки снимались с якоря и уходили на всех парусах. Места на них стоили очень дорого — браккарец даже в трудные и опасные времена остаётся торгашом. Оказавшиеся далеко от побережья северяне искали спасения в Аркайле и Трагере, которые хоть и не отличались излишней дружелюбностью, но не допускали резни. А на унсальских дорогах на беженцев уже начинали охотиться и прану Никиллу альт Ворезу пришлось употребить всё своё влияние, чтобы поднять армию дя защиты их от мародёров. Он ещё рассчитывал закончить дело миром, ведь война с Браккарой была державе не нужна.
Островное королевство неимоверно усилилось после победы над Трагерой, обогатилось за счёт контрибуций, увеличило флот, создало на мелких необитаемых островах к северу от Калвоса несколько стоянок для кораблей с запасами воды и продовольствия, да ещё и защитило их небольшими, но оснащёнными артиллерией фортами. Преимущество Браккары на море не подлежало сомнению. Герцог Лазаль — некогда сторонник и едва ли не вдохновитель коалиции держав материка против островитян — начинал склоняться к дружбе с Ак-Орром. Трагера и Кевинал затеяли очередную мышиную возню из-за клочка земли вдоль границы, а надеяться на лоддеров с вирулийцами — смешно.
Король Ронжар рвал и метал. С огромным трудом первый министр Жедар альт Горм из Дома Синей Лошади, пран Никилл и архиепископ Вилльём, пользовавшийся непререкаемым уважением среди церковных иерархов материка, сумели уговорить его величество не казнить посланника, чья очевидная вина, но не могла быть неоспоримо доказана. Его просто выслали из Унсалы, переодев в рубище, на утлой рыбацкой лодке. Конечно же, соотечественники не дали ему погибнуть. Таким образом у Ак-Орра тер Шейла не нашлось поводов объявить войну. Пришлось ограничиться разрывом торговых, да и любых других, отношений.
С тех пор не было среди двенадцати держав врагов, более непримиримых, чем Унсала и Браккарское королевство. Жизнь прана Никилла превратилась в непрерывную череду борьбы с заговорами — как мнимыми, так и самыми настоящими. Ронжар стал подозрительным и мелочным, впадал в бешенство при одном лишь виде платья или камзола браккарского покроя. Теперь в соседних государствах, да и в Унсале — правда, за глаза — иначе, чем Безумный Король, его никто не называл.
Но признаться честно, шпионы с островов не являлись плодом больного воображения его величества. Уж кто-кто, а пран Никилл альт Ворез знал это лучше других. Они приплывали на вирулийских галерах и торговых судах из Тер-Веризы, переходили границы Аркайла, Кевинала и Трагеры. Мужчины и женщины, изображавшие купцов или богатых путешественников, переодевавшиеся в нищих и странствующих монахов, выдававшие себя за наёмников и комедиантов. Один, отловленный людьми прана Никилла, засланец, прилично играл на цистре и цимбалах, притворяясь менестрелем. Собственно, он и был менестрелем, хотя и весьма низкого ранга — не чета Лансу альт Грегору или Брайн альт Норманн. Браккарцы всегда умели делать предложения, от которых трудно отказаться, а не слишком удачливые маги-музыканты падки на звон монет.
Уроженца островов легко отличить по внешнему виду — высокий рост, светлые волосы, льдистые глаза, но прану Никиллу доводилось ловить и сажать под замок шпионов, неотличимых от рыжих тер-веризцев и синеглазых кринтйцев, смуглых вертлявых вирулийцев и невозмутимых лоддеров, не говоря уже о народах, поживавших с Унсалой граница в границу. Браккарцы бойко вербовали любого жадного до денег и мягкотелого жителя материка.
Особо много крови главе тайного сыска попила Дар-Вилла тер Нериза из Дома Алой Звезды, сухопутный капитан, женщина умная, миловидная, но вместе с тем невероятно изворотливая, жестокая и давно позабывшая слово «совесть». Пран Никилл даже посылал своих лучших сыщиков в Аркайл с приказом найти и уничтожить шпионку. Судя по тому, что они не вернулись, Дар-Вилла и в этот раз сумела выйти сухой из воды. Впрочем, свойство, не удивительное для браккарца. её имя потом всплывало в связи с громким делом о похищении величайшего менестреля Ланса альт Грегора и совсем уже последний раз о ней отзывались, как о причастной к мятежу баронессы Кларины, которая объявила своего бастарда наследником короны Аркайла. И ничего удивительного — где браккарцы, там всегда подкупы, бунты, заговоры, похищения и убийства.
Пран Никилл отложил гусиное перо, посыпал песком ровные строки на желтоватом пергаментном листе. Он не любил бумагу, использовал её только для сообщений и писем, которые требовалось сжечь сразу после прочтения. Слишком уж она непрочная — мнётся, рвётся, промокает, раскисает. То ли дело пергамент… Главное, использовать чернила, которые плохо смываются водой, и тогда с донесением хоть вброд реку переходи, хоть вплавь. Да и архивы, написанные на пергаменте хранятся не в пример дольше бумажных. Один только недостаток — дороговизна. Именно поэтому листки пергамента иногда использовали по два-три раза. Особенно жадноватые браккарцы.
Что обычно делают с запиской на пергаменте, когда она уже не нужна, а покупать новый лист не хочется, ибо жалко серебра? Натягивают на станке, похожем на пяльцы, размачивают чернила тёплым молоком, оттирают овсяными отрубями. Если чернила въелись слишком глубоко, то брали особый камень, лёгкий и пористый, который находили у подножья вулканов на юге Вирулии и привозили с берегов Тер-Веризы. Нежными и ласковыми движениями такого «оселка» снимались остатки чернил, а пергамент становился готовым к повторному использованию. Такие мастерские работали во многих городах — как в столицах держав, так и в провинциях. Бумага — изобретение недавнее, поэтому у прана Никилла хватало единомышленников. И глава тайного сыска постарался, чтобы хотя бы один из ремесленников, занимающихся восстановлением пергаментов, в каждой мастерской в достаточной мере владел грамотой, чтобы читать, запоминать и докладывать прану Никиллу о содержании всех записок, которые прошли через его руки. Кстати, эта предусмотрительность очень помогла в борьбе против браккарских шпионов, ведь мореходы, опасаясь сырости, чаще используют пергамент, чем бумагу.
В тайне своей переписки пран Никиллл был уверен полностью и даже чуть-чуть больше. Все посыльные, как далеко бы не заносила их судьба и приказ начальника тайного сыска, обязательно возвращали письма в Унсалу. Если Никилл альт Ворез не получал его в руки, то знал, что почта перехвачена. А пергамент для собственных палимпсестов[1] пран Никилл делал сам, получая от работы не меньше удовольствия, чем некоторые от псовой охоты