Сожрут? Они правда собираются меня съесть?
Я представила огромный костёр, чёрный котёл, их клыки, впивающиеся в меня, и задрожала так, что зубы застучали о кляп.
Но тут же мелькнула мысль — маленькая, слабая, как огонёк в ветреную ночь: они не убили меня сразу. Не разорвали там, в телеге, не пролили мою кровь, как тех бедняг из каравана.
Может, это хороший знак? Может, они не едят сырое?
Я попыталась ухватиться за эту мысль, найти в ней хоть каплю надежды.
Ну да, если бы хотели, уже бы прикончили, верно? Или они несут меня к костру, чтобы приготовить?
От этой картины меня затошнило, и я зажмурилась, стараясь дышать через нос, хоть кляп и душил меня.
Пока я болталась на его плече, чувствуя, как каждый шаг отдаётся болью в рёбрах, мысли унесли меня назад — к тому, как я вообще оказалась в этом кошмаре.
Утро было серым, небо затянуто тучами, и дома пахло сыростью и травами, что мачеха сушила у очага. Отец сидел у стола, сгорбившись, держась за поясницу — его спина опять разболелась после дождей. Мачеха, бледная, с красными пятнами на щеках, кашляла в платок, её руки дрожали. Братья ушли на охоту ещё накануне, обещали вернуться с оленем, но их всё не было.
– Эйвери, – прохрипел отец, глядя на меня своими усталыми глазами. – Надо ехать с караваном. Мясо, шкуры — всё пропадёт, если не продать скоро. Погода портится, а нам нужны деньги.
– Но, папа, – начала я, теребя подол платья, – я же никогда… А вдруг орки?
– Орки не тронут, – отмахнулся он, поморщившись от боли. – Договор есть договор. Они нас пропускают уже сколько лет. Да и дядя Торн с тобой, он знает дорогу.
Мачеха подняла голову, её голос был слабым, но твёрдым:
– Не спорь, девочка. Братьев нет, я больна, отец не встанет. Ты должна. Сегодня последний день, завтра дождь всё испортит.
– Но почему сегодня? – пискнула я, чувствуя, как горло сжимается. – Всегда же в конце недели ездят, по уговору…
– Потому что ждать нельзя! – рявкнул отец, и я вздрогнула, отступив назад. – Товар гниёт, Эйвери. Езжай, и точка.
Я кивнула, хоть внутри всё кричало от страха, и пошла собираться. Дядя Торн ждал у телеги, ворча под нос, пока я забиралась внутрь.
– Не нравится мне это, – буркнул он, когда мы тронулись. – Не по уговору едем, но твои правы — мясо уже пахнет. Только бы орки не заметили…
И вот я здесь, болтаюсь на плече у орка, с кляпом во рту и связанными руками, а его шаги уносят меня всё глубже в лес.
Они не убили меня сразу — это хорошо, да? Но куда мы идём? К костру? К их логову?
Я пыталась найти хоть что-то хорошее в этом, но страх всё равно душил меня.
-4-
Лес вокруг становился гуще, ветки хлестали по ногам, оставляя царапины, но я едва замечала это — страх и кляп во рту заглушали всё. Они продолжали переговариваться, их голоса смешивались с шорохом листвы и далёкими криками, что доносились от каравана.
Я больше не могла разобрать слов, только улавливала их тон — грубый, но с ноткой веселья, как будто я была для них не добычей, а забавной находкой.
Наконец деревья расступились, и мы вышли на открытое место. Я приоткрыла глаза, насколько могла, и ахнула бы, если бы не кляп. Передо мной раскинулся лагерь — нет, не лагерь, а целое племя, огромное, шумное, живое.
Высокие шатры из шкур и ткани, расшитые узорами, стояли ровными рядами, между ними горели костры, над которыми висели котлы с чем-то ароматным. Дома были крепкими, с деревянными каркасами, украшенными резьбой, а улицы — если их можно так назвать — вымощены камнем, чистые, без грязи и мусора, что вечно покрывали нашу деревню.
У нас дома были кривыми, из сырого дерева, с соломенными крышами, что текли в дождь, а здесь всё выглядело… лучше. Красивее.
Я моргнула, пытаясь понять, как такое возможно. Это же орки, звери из сказок, а не мастера, строящие города!
Телеги из каравана уже тащили сюда другие орки — я видела, как они ловко разбирают их, вытаскивая мешки с зерном, шкуры, бочки с мясом. Всё происходило быстро, слаженно, как будто они делали это не раз. А меня Кхарг нёс дальше, к самому большому шатру в центре лагеря.
Он был великолепен — высокий, с тёмно-зелёной тканью, расшитой золотыми нитями, и входом, украшенным шкурой какого-то зверя с длинными когтями.
Мое сердце заколотилось ещё сильнее — куда меня несут? К их вождю? К костру?
Кхарг шагнул внутрь и, не церемонясь, скинул меня с плеча. Я упала на мягкую шкуру, расстеленную на полу, с глухим стуком, и верёвка на запястьях натянулась, царапая кожу. Платье задралось до бёдер, обнажая ноги, и я в панике попыталась его одёрнуть, но связанные руки не слушались.
Зоррак, шедший следом, наклонился и одним движением развязал кляп. Я выплюнула грязную тряпку, задыхаясь, кашляя, и тут же подняла глаза — и замерла.
Передо мной стояли двое. Они были огромными, даже больше Кхарга и Зоррака, и… нереально красивыми.
Первый — с ярко-зелёной кожей, блестящей, как полированный камень, и длинными чёрными волосами, собранными в высокий хвост на затылке, с несколькими прядями, что падали на лицо, обрамляя его. Его уши были заострёнными, как у эльфов из легенд, а глаза — тёмные, глубокие, спокойные, будто он видел всё на свете и ничто не могло его удивить.
Второй — с кожей землистого оттенка, тёплой, как свежая почва после дождя, и длинными волосами, заплетёнными в толстую косу, что свисала через плечо. Его глаза, золотые и яркие, искрились весельем, а тонкие губы были изогнуты в лёгкой ухмылке.
И никаких клыков — ни у одного из них. Их лица были почти человеческими, но с какой-то дикой, притягательной красотой, от которой у меня перехватило дыхание.
Это орки? Или я сплю?
Кхарг шагнул вперёд и прогудел, обращаясь к ним:
– В телеге было ещё и это. Нашли в одной из повозок, пряталась.
Тот, что с зелёной кожей и спокойным взглядом, кивнул, скрестив руки на груди.
– Я голодный, – сказал он тихо, но твёрдо, его голос был глубоким, как эхо в пещере. – Поем, а потом решим,