Первый парень подошел ко мне, наклонился и с улыбкой предложил:
— Венеамин Борисович, просит прокатиться с нами на чистом воздухе. Не откажешь?
— Хорошо, не вижу причин не прокатиться.
Меня удивила такая просьба, но я невозмутимо встал.
Оля молча опустила глаза. Предчувствие не обмануло, что-то происходило. Я спокойно пошел за парнем на выход. Перед дверьми я обернулся и поймал на себе встревоженный взгляд девушки.
Пришлось натянуть на лицо обаятельную улыбку. Долговязый снова пытался заговорить с ней.
Он посчитал, что девушка опять «вакантна», но она его не слушала.
Он сидел вполоборота к ней и что-то заливал. Она снова опустила глаза, когда я вышел на улицу.
Она смотрела на меня, как на обреченного. Только непонятно, на что меня обрекли?
На испытание? На драку? На выяснение отношений? Может, сейчас с меня спросят за выигрыш в Риге?
Ладно, поживем увидим. Я шел в сопровождении парня, который меня пригласил прокатиться, по тротуару от ресторана к проезжей части.
У бордюра был припаркован лимузин Адъютанта, обе пассажирские двери были распахнуты. В глубине салона на заднем сидении уже сидел «шеф».
— Садитесь вперед, Александр, — он гостеприимно указал на переднее сидение рядом с водителем.
Я не стал задавать лишних вопросов и молча уселся. За рулем находился телохранитель Адъютанта, тот, который приходил вместе с ним на квартиру Комбинатору.
Сопровождавший меня парень разместился у меня за спиной.
Машина тронулась, и мы покатились по центральным улицам в сторону Петровки.
Я глянул в зеркало заднего вида и увидел, как за нами следует шестерка с тремя другими парнями из ресторана.
Интересно, будут ли мне предъявлять претензии за мою деятельность в команде Академии Наук? Или все-таки есть какой-то другой повод для прогулки? КГБ?
Вряд ли они знают о моих договоренностях с комитетчиками. Только если не выясниться, что сами комитетчики руководят синдикатом.
А что? Удобно. Можно дать выиграть интересующему объекту, а потом прийти и спросить: товарищ, Иванов, вы купили жене норковую шубку.
Дочери квартиру кооперативную приобрели в Тверских-Ямских переулках, машины каждый год меняете, откуда у вас, товарищ Иванов, на все это деньги?
Уж не на ипподроме черные ставки делали? Или расхищаете социалистическую собственность?
Интерьер семьдесят пятого Кадиллака Флитвуд поразил меня своим объемом и элегантностью. Машина была необычно широка для легкового авто.
Я с искренним восхищением, которое не мог контролировать, осматривал и ощупывал деревянные и кожаные элементы.
В салоне было достаточно места для очень комфортного размещения четырёх пассажиров, хотя при желании сюда могло легко набиться семеро и не чувствовать стеснения.
Кожаные сиденья, мягкие ковры и деревянная отделка создавали домашнюю атмосферу уюта. В наших машинах все коврики резиновые.
Двигателя почти не было слышно в салоне, а шелест шин и мягкая подвеска приятно гасила все неровности московского асфальта.
Как будто плывешь на катере во время небольшого безопасного волнения на море.
Хромированные детали и сверкающие стёкла добавляли какой-то элитарности пассажирам внутри.
Хорошо понимая, что элитарность была ложной, я все же ощутил себя иным, отличным от пешеходов на улице. Девяносто девяти процентам никогда в жизни не посчастливиться проехаться в такой машине.
Какая-то совершенно диковинная, космическая центральная консоль была украшена элегантными часами и декоративными элементами.
Складывалось невольное впечатление, что машиной владеет «птица высокого полета». А глянцевый черный цвет еще больше подчёркивал ее статусность.
Для многих советских людей простой Москвич или Жигули были недосягаемой мечтой. Что и говорить, о такой роскошной иностранной машине?
Едущие в ней были просто «инопланетянами» для прохожих на улице.
Да какая он на хрен «птица высокого полета»? Жулик и все.
Я осознал, что интерьер Кадиллака навел на меня морок. Я мысленно поплевал через левое плечо.
Понятно, что для парня моего возраста, любителя авто, прокатится в такой машине было сродни полету на космическом корабле.
Но я пообещал себе, что не расслаблюсь и дам себя околпачить ощущениями от этой прогулки. Я ехал в машине с врагом, и об этом нельзя забывать ни на минуту.
Пока я размышлял о том, как машина меняет мнение о владельце, Адъютант обратился ко мне с вопросом:
— Вы же студент?
— Да, учусь на заочном, в Мади.
— Нравится машина? Что можете сказать о ней?
— Умеют буржуи делать машины. Что еще тут скажешь. Семь литров, восьми горшковая, четыреста двадцать девять лошадиных сил, по-моему. У вас кузов поновее, на нем двухэтажные фары. Говорят, что в предыдущем кузове Флитвуда Элвис Пресли ездил.
— Вы, действительно многое знаете про машины, мне про вас рассказывали.
Интересно кто. Уж не Андропов ли?
— Я не волшебник, я только учусь.
— Мечтаешь о такой?
— Да нет.
— Что так?
— Я понял, что мечты о машине — они не настоящие.
— А вот как вы думаете, Александр. Есть на свете что-нибудь истинное. Так, чтобы для всех было истиной?
— Я не знаю, наверно есть.
— А я думаю, что нет.
— Разве?
— Ну вот смотрите. Если прожил человек и ничего за жизнь не нажил ни кола, ни двора, ни семьи — фу, неудачник, лох.
Пусть в вашем возрасте это будет не двор или машина, а велосипед. Если нет велосипеда — значит лох.
А если есть — значит родители купили, значит «папенькин сынок».
Если ты спишь со всеми подряд — бабник, а если нет — импотент. Есть девушка, и ты ей уступаешь в некоторых вопросах, потому что любишь — подкаблучник!
Настаиваешь на своем — тиран. Учишься — ботаник, дрочила. Не учишься — тупой разгильдяй. Поступил в Мимо, МГУ или Мед — мажор, родители оплатили вступительные. Заочно — значит тупой, не способен на очное поступить!
Не работаешь — альфонс и лентяй. Идёшь работать и слышишь: тоже мне работа, не мог найти что-то получше?
Сидишь дома — слюнтяй. Вечно тусуешься — не думаешь о будущем. Рано женился — дурак. Поздно женился — дурак. Не женился — дурак. Улавливаете мысль, Александр?
— Пока не совсем.
— Я это к тому, что правда, у каждого своя. Он сам решает, что для него правда, а что нет. Без оглядки на других
Довольно грубая попытка понравится и заработать очки в глазах молодого за счет «философии».
Или я переоцениваю Адъютанта, или он меня недооценивает, считая недалеким, зеленым полудурком, который поведётся на такую «правду».
Минут через пятнадцать мы приехали к трем железно дорожной товарной станции. Шестерка все это время следовала за нами.
На въезде обе наши машины беспрепятственно проехали на территорию
Интересно, здесь ли гаражи и база для подготовки машин.
Я не слышал про команду Министерства путей сообщения, которому подчинялись железные дороги Совестного Союза.
Проехав по территории, машина свернула на один из складов и остановилась внутри длинного пустого ангара.
— Высаживаемся, — хлопнул меня сидящий за спиной парень.
Похоже, кого-то ожидают неприятности. Я вышел из машины. Вслед за нами на склад заехала шестерка и остановилась неподалёку.
Захлопали двери, все вышли из машины.
— Ну что, Сиплый, — неожиданно для меня Адъютант обратился к тому парню, которого двое выводили из-за стола, — ты же наши правила знаешь? Крысить нехорошо. Тебе же с самого начала разъясняли, что за это тебя обязательно накажут.
— Венеамин Борисович, да я-то тут при чем? Я ничего такого не крысил…
Адъютант повернулся к тому, что ехал за моей спиной.
Тот молча извлек из кармана небольшой билет.
Я узнал клочок бумаги, на таких билетах принимались ставки.
— Ты же поставил на первый номер, зная, кто придет, — сказал Адъютант и влепил «виновнику» звонкую пощечину такой силы, что тот чуть не упал.