Комиссаров, молодой мужчина возрастом около тридцати, встал, протянул руку, сжал изо всех сил мою ладонь в рукопожатии, кашлянул и нахмурившись произнес:
— В некотором смысле.
— Прошу прощения, не понял, что в некотором роде?
— Мы коллеги, только в некотором смысле.
* * *Хрень, какая-то. Мне и так ребусов хватает, а тут еще и этот кгбшник со своими загадками.
К тому же я терпеть не мог дурацкую манеру сжимать руку собеседника при первом знакомстве, как тисками.
Понимаю, что их обучают этому в специальных учебных заведениях.
Меня и самого отец учил, что рукопожатие должно быть настолько крепким, чтобы другие мужики не воспринимали слабую ладонь, как — свидетельство безволия, отсутствия интереса или неуверенности в себе.
Поэтому мое рукопожатие никогда не было вялым, как «пачка сосисок».
Но в данном случае, Комиссаров явно пытался продемонстрировать мне, что он намного сильнее развит физически.
Ребус разрешился сам по себе, без моих усилий.
— Я сказал коллега в том смысле, что Виктор в своем ведомстве, — чрезвычайный и полномочный посол в импортном спортивном костюме «Puma» с прыгающим кошачьим хищником на груди, стал мне рассказывать о работе Комиссарова, — занимается техническим обеспечением и автомобили в его работе занимают не последнее место.
А вот это уже интересно. Враг он мне или друг? Мелькнуло в голове.
Потом посол по хозяйски представил меня второму «пиджаку», который почему-то молчал, но так же сильно стиснул мою ладонь.
Затем повернулся в сторону дамы. Она сидела в таком же спортивном одеянии.
Стало понятно, что «ничто человеческое», а именно вещизм и желание выделяться на общем фоне с помощью импортных шмоток, совсем не чуждо советским дипломатам.
— Моя супруга, Татьяна Николаевна Вольская. Танюш, это Александр.
Блондинка мило улыбнулась и протянула руку с опущенной вниз ладонью.
Я поймал на себе заинтересованный взгляд Марго. Быстро сообразив, наклонился к протянутой руке и поднес ее к губам, но не прикоснулся.
Видимо, со стороны это выглядело очень галантно. Хотя и не соответствовало гардеробу блондинки. Марго едва заметно кивнула. Ее глаза улыбались, если можно так сказать.
Никто не заметил, что я нахожусь в необычной для себя обстановке, и еще прежде никогда не целовал руку дамам при знакомстве.
Я поклонился Марго, и, сам того не зная, попал в точку. Позже я узнал, что этикет предписывал целовать руки только взрослым и замужним женщинам.
Незамужних нужно приветствовать поклоном головы.
Меня усадили за стол. Я посмотрел на яства. Марго и Татьяна Николаевна явно были не из тех, кто удивляет гостей кулинарным усердием.
Судя по всему на столе был обычный ассортимент элитного дипломатического или кгбшного пайка — севрюга, черная икра, салями, копченая ветчина, крупные маслины, различная колбаса.
Марго нарезала хлеба.
— Вы знаете, Саша, — обратилась ко мне Вольская, пытаясь завести светскую беседу — многие писатели писали про автогонщиков? Это так романтично. Риск, скорость, вкус победы!
Она улыбалась, а я чувствуя себя не в своей тарелке, не знал, что ей ответить.
— Таня, оставь его. Конечно, он знает. Давайте, поднимем бокалы за прекрасную хозяйку нашего дома, гостеприимно приютившую и угощающую всех нас.
Чрезвычайный и полномочный посол снова налил мне полную рюмку водки из красивого хрустального графина.
Потом поднял все обернулись к Марго, чокнулись и выпили. Я решил не отставать, потому что вспомнил Чехова:
— Если человек не пьёт, не курит и сторонится общества барышень, то невольно возникает вопрос: «А не мерзавец ли он…?»
При этом я немного медлил и наблюдал за остальными. Казимиров крякнул, натянул нижнюю губу на верхнюю, поискал глазами закуску, но остановился на соленом огурце.
Вольская же пила медленно, закатывая глаза к потолку и изящно оттопырив мизинчик в сторону.
Комиссаров сделал это так стремительно, по-гусарски, что я почти не успел ничего заметить.
Заметив, что второй «пиджак» только делает вид, что пьет, а на самом деле только едва подносит рюмку к губам я понял, что он водитель Комиссарова.
Наложив на хлеб порядочный кусок ветчины и соленый огурец на тарелке я одним махом опрокинул вторую рюмку.
У меня перехватило в груди. Горло и пищевод будто обожгло кипятком.
Теперь я понял, что вначале я был напряжен настолько, что не особо распробовал вкус алкоголя.
Сейчас водка показалась неестественно крепкой и ароматной. Я даже не мог в первые секунды вздохнуть.
— А? Какова? — весело наблюдал за мной посол, — Скажи вещь превосходной степени? Теперь прочувствовал?
Он слегка похлопал меня по плечу. Пока я жевал закуску.
Я закивал головой вытирая слезы, скудно хлынувшие из глаз.
— То-то я смотрю ты первую не распробовал. Думаю не может быть, чтобы так спокойно рюмашку махнул. Такого ни в каких америках и европах нет и не будет.
— Каналья, что это? Чача? — я удивленно поднял растерянный взгляд на хозяйку дачи.
— Кизиловая водка. Шестьдесят градусов. Тройного перегона, домашняя. Друзья из солнечной Армении привезли. Ты как?
Марго сочувственно улыбалась и смотрела на меня. Я заметил, что она пригубила совсем чуть чуть.
Спасибо, что не из Грузии, а то это был бы полный комплекс в череде текущих событий.
— Нормально, — ответил я, когда обжигающие ощущения стали утихать.
— А что ему будет? Натуральный продукт, безо всякой химии. Но главное, как говориться не что ты пьешь, а с кем ты пьешь! Согласен, Александр? — вопрошал Казимиров
Я оглядел присутствующих и кивнул. Не соглашаться было бы глупо. Хотя особого удовольствия от совместной трапезы с «пиджаками» я не испытывал.
— Я думал это какая-нибудь особая посольская водка.
— Нееее. Кизил это вещь!
Казалось, что чем больше мы пьем вместе, тем ближе должны быть друг к другу, но от обоих кгбшников веяло каким-то серым гранитным холодом, который все больше усиливался.
У меня появилось чувство, что Комиссаров испытывает ко мне тоже самое. Я был чужаком для людей его круга.
Пиджаки молча наблюдали за моим поведением изредка отвлекаясь на окружающую действительность.
А в этой действительности Марго постоянно вставала, садилась, ходила на кухню за пепельницей, потом уходила, чтобы вытряхнуть окурки.
Время от времени она вставала, чтобы сделать музыку то потише, то погромче.
Играла итальянская эстрада на двухкассетном магнитофоне. Тото Кутунио хрипел про «Лашате ми кантаре», посол громко разглагольствовал о чем-то понятном ему одному.
Это была смесь политики, юмора, постулатов марксизма-ленинизма, размышлений о молодежи, будущем мира.
Он тут же перескакивал на какие-то истории о резидентах и секретарях посольства, тут же вспоминал о том, что эта информация не подлежит разглашению. Время от времени он обращался к своей супруге Татьяне с вопросом: «Ну ты помнишь».
Та грустно кивала и охала.
«Пиджаки» все это пропускали мимо ушей, очевидно, что это были обычные разговоры в этой среде.
Я поймал себя на мысли, что вместе с Татьяной Вольской часто смеюсь несмешным шуткам чрезвычайного и полномочного посла.
Крепкая кизиловая водка сделала свое коварное дело. Казимиров неожиданно взял меня за руку и спросил:
— Знаешь про чукчу и посла?
— Нет, Владимир Максимович.
— Чукча поступает в МИМО на международные отношения. Тянет билет, а там его просят рассказать о понятии «посол». Он отвечает: «Посол, знаю однако! Посол бывает чрезвычайный, посол полномочный, посол пряный и еще бывает посол на хрен!!!»
Сам Казимиров громко засмеялся, но я лишь сдержанно улыбнулся. Скорее всего это была проверка меня «на вшивость».
— Володя, заканчивай, — Вольская легонько шлепнула мужа по руке, — давайте лучше поговорим о чем нибудь другом.
— О чем?
— Расскажи, как ты в Венесуэле на конезавод случайно заехал. Все знают эту историю?