— Слушаю, — сказал я.
И действительно готов был выслушать. Лопухин, снова, не без внутренних усилий, приосанившись, произнёс:
— Никогда больше не упоминайте в моём присутствии, что я мог быть английским шпионом. Никогда. Это… это слишком.
Я кивнул.
— Согласен. Мы оба кое-что потеряли. И кое-что поняли.
Он кивнул в ответ. Помолчали секунд тридцать.
— Мирон! — крикнул я. — Подготовить бумаги для официального запроса в Петербург. Будем разыгрывать спектакль. И приготовь рапорт от имени Лопухина.
— Есть! — отозвался тот из коридора.
— А вы, полковник, отправляйтесь пока в гостиницу. Там безопаснее. Через два часа прибудут бумаги, и начнётся спектакль.
— Да. Спасибо, — тихо сказал он и, тяжело ступая, вышел из комнаты.
Я остался один. Вновь налил себе кофе, подошёл к окну, посмотрел на улицу.
Город спал, не зная, что этой ночью Екатеринослав чуть не лишился своего губернатора. Город не знал, что государственная машина провернулась и сменила вектор.
Но я знал. И чувствовал, впереди ещё много таких ночей. Только теперь я готов.
Глава 21
— Почему вы пощадили сына этой курвы Шабарина? — требовательно спрашивала белокурая женщина у англичанина.
— И даже в моих объятиях ты всё равно не можешь забыть о своей мести? — хмыкнув, спрашивал английский шпион у своей любовницы.
Впрочем, он к этой женщине не относился так, как можно относиться к любовнице. Она была не его положения. Так, своего рода механизм для того, чтобы сбросить напряжение. Ведь когда мысли заняты поиском женщины для любовных утех, у мозга остаётся меньше ресурсов для того, чтобы качественно анализировать — а значит, выполнять свои непосредственные обязанности.
И теперь рядом с ним была Олена, и это было очень удобно. Кроме тех моментов, когда она не умела унять свою злобу. Да, он знал, что Олена — та женщина, которую когда-то отпустил Шабарин, но вот мужа её, Архипа, он жалеть не стал. И она не разделяла слабости английского шпиона — так она сама это время от времени называла. Будь ее воля, она вырезала бы и всех родственников Шабарина, но уж сына и жену — точно.
— Олена, я не воюю с детьми. Это ты мстишь за своего мужа и отца твоего ребёнка, которого убил Шабарин. У меня же никакой мести нет. И убийство сына этого злодея, вице-губернатора, может только навредить. У меня есть своя задача — уничтожить того, кто стремится помешать моей стране одержать верх в этой начавшейся уже войне, — Эдвард Джон Уэлскимби был предельно откровенен с женщиной, которой только что, в порыве страсти, признавался в любви.
Сказал ли он это сакраментальное «Ай лав ю», чтобы ей было приятнее? Пожалуй, больше потому, что когда, пусть и на десять минут, сам веришь, что женщину любишь, ощущения от плотских утех совсем иные — более яркие. В остальном же дамочка ему абсолютно не нужна. Теперь уже не нужна. Можно с ней быть откровенным, предаваться более дерзким формам любви. Но как только придут сведения из Екатеринослава, Эдвард Джон убьёт ту, которая назвалась Оленой.
Удивительным образом эта женщина нынче думала примерно о том же. Она также хотела убить англичанина, окончательно заметая все следы, что могли бы привести к ней. Правда, она всё же рассчитывала сделать ещё одно дело — убить жену Шабарина и подставить англичанина, будто бы он пошёл на такое гнусное преступление.
Когда вице-губернатор Кулагин направлял её и её мужа на дело с целью убить тогда ещё малоизвестного помещика Алексея Петровича Шабарина, Олена уже была беременной. У них был договор о том, что Кулагин отпустит семью, даст денег, и они с мужем уедут куда-нибудь за границу. Шабарин — вот последнее дело на пути к истинному семейному счастью. И женщина, обнимаемая своим мужем, мечтала о том, как они растят детей, как живут душа в душу.
Но вдруг эта пешка, этот Шабарин, убивает её мужа, а её отпускает, повелев только передать послание. Правда, помещик не мог знать, что женщина беременна, но зато прекрасно понял, что она готовилась его отравить. И тогда, когда она стояла напротив Шабарина, у неё была возможность его убить, в длинном рукаве платья был нож, с которым женщина очень умело управлялась.
Он не ушёл бы от неё!
Если бы только Олена знала, что её муж умер. Пусть их раскрыли, и она могла догадаться — за такое убивают, но Архип… Он казался Олене всемогущим, способным обмануть саму смерть. Она просто любила своего мужчину и видела в нём идеал.
— Вам не кажется, господин Шинкевич, или как вас там зовут на английский манер, что мы должны были уже получить новости о смерти Шабарина? — с задумчивым видом сказала женщина, вставая с кровати и не озаботившись ничем прикрыть нагое тело.
Для достижения своей цели ублажать мужчину — это легко, это ничего не значит в той системе норм и принципов, которые установились у женщины. Она спала и с помощником Шабарина — Мирским, был у неё скоротечный роман и с приближённым к Шабарину человеком, заместителем командира Шабаринского полка — с Петро.
Олена в какой-то момент даже хотела попробовать закрутить интригу с Тарасом, командиром полка, но не решилась. Всё же Тараса она знала давно. И понимала то, что он её мог узнать, даже когда она попыталась изменить внешность. Да и, в основном, действовала женщина, только когда Тарас уезжал.
— Мы ещё не закончили, приди или ляжь рядом! — приглушённым тоном сказал шпион, когда увидел, как женщина надевает халат.
— Вы сильно нервничаете, — хмыкнула она, подметив его ошибку. — У кого-то в такие моменты и вовсе пропадает желание быть с женщиной, у вас — наоборот, — деловитым тоном заметила Анна, словно маску, надевая на лицо игривую ухмылку, и направилась вновь к кровати, чтобы отработать второй раунд.
Женщина уже давно, после гибели мужа, не испытывала никакого удовольствия от близости с мужчиной. Хотя, нет, кое-какие удовольствия всё-таки были. Она любила этот момент, когда в постели мужчина вдруг становился слабым и уязвимым. Сколько раз в своих мечтах Олена убивала Шабарина именно в такой момент, когда он закрывает глаза от удовольствия, будет лежать под ней, а она начнёт резать и кромсать его.
Эдвард Джон Уэлскимби так же считал, что пользовался дамочкой во всех смыслах. Она помогала ему ориентироваться в обстановке, принесла немало сведений о Шабарине. А сейчас, когда все уже известно и всё устроено, для чего она нужна? Олена нравилась англичанину. Но она была красива, отнюдь не полная, в ней была видна какая-то сила. Ведь женщина постоянно тренировалась. И рождение ребенка нисколько не испортило ни фигуру, ни формы женские. Может, потому, что Олена ни дня не кормила грудью, а сразу воспользовалась услугами кормилицы?
Охоту на Шабарина она начала не так давно. Вначале вдова искренне хотела забыть о всём случившемся и отдать всю себя воспитанию сына. Может быть, так и получилось бы, если бы в газетах постоянно не мелькала фамилия Шабарина. Так что Олена, совершив очередное преступление — убив одного приезжего купца и ограбив его — на приобретенные таким образом средства определила своего малолетнего сына в один дом в Киеве.
Это были дальние родственники, которым женщина мало доверяла, но она доверяла силе денег. Оформив немалую часть своих средств таким образом, чтобы на воспитание сына каждый месяц выделялась немалая сумма денег, способная прокормить всю ту семью дальних родственников, она начала свою охоту.
— Сколько раз ты пробовала его убить? — получив очередную порцию удовольствия, безмятежно раскинувшись на кровати, не смущаясь своей наготы, спрашивал англичанин.
— Трижды пробовала подступиться. Срабатывала охрана. Он этих псов натаскал хорошо, — ответила женщина, стирая с себя мокрым полотенцем ту невидимую грязь, которой её наградил англичанин.
Брезгливость Олена всё же не смогла в себе окончательно подавить.
— Ты просто действовала неразумно. Нужно было либо освоить стрельбу из штуцера, либо пролезть в постель к Шабарину, — сказал англичанин и встал натягивать свои портки. — Не самой, конечно, но мало ли девок можно найти пригожих, на которых позарится Шабарин. Вот через девку и действовала бы.