Летом 1942 года, когда я был уже на Кавказе, в Ессентуки приехал доктор, оставивший Ленинград в середине июля. Он, представляя по занимаемому положению «серьезный источник», говорил, что на июль в городе выдано около 700 000 продовольственных карточек. Его данные подтверждаются сообщениями, какое советская цензура уже после войны пропустила в дневнике писательницы Веры Инбер, посвященном осаде Ленинграда. В записи от 7 августа 1942 года мы находим: «Тишина и пустынность города потрясают. В Ленинграде теперь меньше одного миллиона жителей»[32]. При всем напряжении сил и увеличении размеров эвакуации в летние месяцы могло быть вывезено все же не больше 300 тысяч человек. Около 2 млн человек умерло, таким образом, в первый же год осады[33].
Вымирание населения на этом не остановилось, хоть уменьшилось в абсолютных цифрах. Было улучшено, правда, продовольственное положение города. Об этом рассказывал и приехавший в Ессентуки доктор. Увеличили несколько общее количество выдаваемых продуктов. Открыли специальные столовые для восстановления сил, где кормили хорошо и куда мог рассчитывать попасть некоторый процент населения для проведения двух-трехнедельного курса лечения. Отдельные лица, как, например, учителя средней школы, получили карточки рабочих (I категории). Все это было, однако, ограниченно и недостаточно даже для здоровых людей. «Съевшим же свои мускулы» ленинградцам, продолжавшим, кроме того, переносить невзгоды прифронтовой жизни, начиная с холода, приходилось продолжать умирать. Это можно видеть из того же дневника Веры Инбер. Единственным изменением явилось то, что в 1943 году на место дистрофии третьей стадии приходит новая формула – «болезнь от последствий голода». Кому она больше принадлежит – медицинской науке или органам административной власти, остается неизвестным, но в составе советской эмиграции есть люди, получившие в 1944 году официальное сообщение о смерти своих родных в Ленинграде по причине данной болезни.
Когда в самом начале 1944 года была снята осада Ленинграда, то председатель горсовета Попков незамедлительно выступил в Москве с «итогами» на собравшемся как раз Верховном Совете РСФСР. В ряду рассчетов количества метров разрушенных стен и разбитых окон он указал на тяжелые потери от бомбежек и артиллерийского обстрела, давших за время блокады 32 тысячи убитых и раненых ленинградцев. Здесь же было вскользь сказано: «Многие умирали от истощения»[34]. В период между его докладом и окончанием войны произошло еще одно печальное событие – город подвергся нашествию крыс по причине плохого «захоронения» трупов многих умерших от истощения. Некоторые районы города были опасны; пришлось вызывать для борьбы специальные команды. Это событие осталось все же малоизвестным. Сложнее оказалось после войны, когда восстановление ленинградской промышленности потребовало заселения города. Нужно было искать и свозить людей из всех районов страны. Скрывать гибель ленинградских жителей не было смысла, размеры происшедшей потери стали известны. На место формулы «многие умерли» приходит другая – «сотни тысяч человек гибли от голода и холода»[35]. Соединение «сотен тысяч» с несовершенным видом прошедшего времени глагола «гибнуть» само по себе достаточно определенно. Возможно, было бы все же лучше сказать, что таких «сотен» оказалось не меньше 23–24. И это было только неизбежное, неотвратимое «колесо истории».
Вопрос о возможности спасения и причинах своей гибели пытались разрешить прежде всего сами ленинградцы. В те дни – в конце 1941 года и первой половине 1942 года – об этом говорили во всех социальных группах населения. Было шесть основных вопросов, вокруг которых велись разговоры. Хронологический порядок их возникновения таков.
Уничтожение немецкой авиацией продовольственных запасов на Бадаевских складах.
Взятие Ленинграда немцами.
Удержание немецких войск под самым Ленинградом, а не в отдалении от него.
Недостаточные организационные способности П. С. Попкова – председателя Ленинградского горсовета, руководившего делом продовольственного снабжения.
Заключение мира с Финляндией и облегчение положения города.
Освобождение от немцев Северной железной дороги.
Остановимся на каждом из этих вопросов подробнее.
II
Уничтожение немецкой авиацией Бадаевских складов послужило основанием для выдачи столь ограниченного продовольственного пайка, за которым должно было последовать, как известно, вымирание населения. Согласно официальному сообщению, на Бадаевских складах находились основные городские запасы продовольствия. На улицах действительно пахло некоторое время после происшедшей бомбардировки жженым сахаром и мукой. Однако это слабое доказательство того, что сгорели именно те запасы, утрата которых определила голод. Ряд соображений и просто фактов говорит против этого.
Прежде всего трудно все-таки заподозрить ленинградские власти в такой грубой ошибке, как сохранение основных запасов продовольствия на складах, которые при всех условиях должны были стать первоочередным объектом бомбардировки. Катастрофическое отступление армий на фронте создало для Ленинграда, находившегося в крайне северо-западном углу страны, оторванного от ее основных центров, исключительно тяжелое положение. Это заставило городские власти хотя и присущими им топорными методами, но развить бешеную энергию, от создания народного ополчения, превышавшего в два раза ополчение Москвы[36], до приведения в «боеспособное» состояние всех чердаков, хоть, правда, и не перед войной, как намеревались, но через две-три недели после начала ее. Предусмотрительность ленинградских военных властей достигла того, что в конце июля, еще до всяких бомбардировок, группа работников моего института, где-то под самым Ленинградом, в составе колонны из 300 или 400 человек, принимала участие в рытье общих могил. Всем им было объяснено, что возможны налеты, неизбежны человеческие жертвы, то есть трупы. В целях сохранения благоприятного санитарного состояния города необходимы данные могилы. Трудно допустить, чтобы в этих условиях забыли децентрализовать запасы продовольствия. И эти запасы были, конечно, децентрализованы. На Бадаевских складах сгорело, возможно, и порядочно продовольствия, но это были какие-то переходящие остатки. Основные запасы его развезли и скрыли заранее в различных пунктах города. Мы имеем этому объективные доказательства. Откуда взялся хоть и ограниченный паек, но выдаваемый в течение четырех месяцев 3 млн населения и войскам, защищавшим город? Если из системы районных складов, то согласно обычной практике, запасы последних не превышали трех дней. Если допустить, что в октябре успели наладить какой-то подвоз продовольствия водным путем, то вряд ли бы его хватило только для одной армии. Продовольствие было, таким образом, децентрализовано. Второй вопрос, что его оказалось мало, но это обычное несчастье советского хозяйства, создающего продовольственные нарушения и без всякой войны. Ленинградские власти как таковые здесь не были виноваты.
Интересна в этом отношении реакция на уничтожение Бадаевских складов со стороны широких кругов