Я думаю, что мои родители умерли от горя, хотя это и заняло несколько лет. Мадам Вероник, когда мы связались с ней, не смогла пролить свет на причины самоубийства. Она утверждала, что Лора была отличным работником и что не заметила в ней ничего странного. Сказала, что стоит гордиться памятью о таком прекрасном человеке. Мы находили в этом утешение.
Я снова и снова перебираю то, что знал о сестре в последние годы ее жизни. До того как мы уехали во Францию, Лора была веселой, кокетливой девушкой с блестящим будущим. В течение того лета семьдесят третьего года в ней начали появляться изменения. Я был удивлен похвалой мадам в ее адрес. Удивлен, но и несколько успокоен.
Похороны морально опустошили нас. Оливер прислал нам соболезнования в красиво написанной открытке, но сам приехать не смог. Несмотря на все иные эмоции, переполнявшие меня, я был немного зол на него. Я подумал, что это невежливо по отношению к моим родителям, ко мне и памяти Лоры. Что могло быть настолько важным, чтобы он не смог приехать?
С помощью полиции нам удалось остановить публикацию фотографии на телевидении и во всех газетах, кроме одной. Похороны были скромными, и после них открытки с соболезнованиями приходили еще нескольких месяцев. Самоубийства обычно осуждаются, и люди не знали точно, как им выражать свое сочувствие. Поэтому мы старались справляться своими силами, чтобы не ставить в неловкое положение друзей.
Я не думаю, что отношение к самоубийству изменилось с тех пор. Когда кто-то умирает от рака, течение болезни обсуждается открыто, через все стадии ухудшения, но в случае самоубийства такого обсуждения не происходит и выплеснуть свое горе некуда. Оно становится просто маленьким грязным секретом пережившей тяжелую утрату семьи.
Я знал, что депрессия Лоры началась еще во Франции, и мне было интересно, не известны ли Оливеру ее причины. В конце концов, он знал ее ближе всех. Я даже подумал, а не была ли она беременна, когда мы оставили ее там? Но, зная Лору, я не могу себе представить, чтобы она сделала аборт или отказалась от ребенка, независимо от того, на какой позор это могло обречь ее в те времена. А вдруг она забеременела и у нее случился выкидыш? Я поделился этой идеей с Оливером, но он был поражен таким предположением. Это не приходило ему в голову. Я пожалел, что сказал это, потому что ему, наверное, показалось, будто я пытаюсь его в чем-то обвинить.
Много лет спустя в одной из своих книг Оливер назвал героического персонажа в честь Лоры. Я оценил это. Он снова связался с нами где-то в начале восьмидесятых, чтобы деликатно спросить, нельзя ли устроить его свадьбу в L’Étoile Bleue.
К тому времени Дермот уже присоединился ко мне в качестве метрдотеля. Я оставался шеф-поваром. Несмотря на неловкость нашей первой встречи, оказалось, что Дермот отлично ладил с людьми, помнил их имена, дни рождения и любимые напитки. Он также оказался отличным организатором и сумел переманить к нам лучших официантов города. Люди возвращались в ресторан не только из-за еды, но и из-за превосходного обслуживания и внимательности, которую проявляли к клиентам Дермот и его команда.
Ресторан располагался в здании бывших конюшен, и я со всем удобством проживал в квартире над обеденным залом. Я специализировался – naturellement – на деревенской французской кухне, которую один злющий критик уничижительно назвал «крестьянской едой», на самом деле довольно изысканной для Дублина тех времен. А поскольку у нас была лицензия на алкоголь и мы брали поздние заказы, то быстро стали популярны среди театральной публики. В общем-то, двусмысленное достижение – они пили как рыбы и придавали заведению некоторую гламурность, но часто бывали не в состоянии оплатить счет или их приходилось укладывать спать после закрытия. Истории, которые я мог бы рассказать о дублинских закулисных проказах, оставили бы без работы обозревателей светской хроники, но мы гордимся своим умением хранить чужие тайны. И Дермот иногда бесит тем, что даже мне не рассказывает, кто с кем спит.
Я был рад получить после стольких лет весточку от Оливера и устроить ему свадебный прием. Кроме того, мне хотелось показать ему, что я тоже стал успешным и счастливым в отношениях. Что не был уродом.
Его выбор меня несколько удивил. Элис. Да, хорошенькая, но подружки Оливера всегда отличались блестящей внешностью, а Элис как-то недотягивала. Она не была Лорой. Бедная Элис… Что бы ни случилось потом, в тот день она выглядела очень счастливой. На свадьбе Оливера не присутствовал никого из его семьи. Я давно подозревал, что его намеки на богатых родителей выдумка. Думал, что он, вероятно, сирота, и отсутствие родственников на его свадьбе подтвердило эту догадку.
К тому времени я не видел Оливера уже много лет, если не считать его случайных появлений на телевидении. Когда он стал успешным писателем, я был очень рад за него. Я прочитал только пару книг и знаю, что они написаны не для меня, поскольку у меня нет детей, но понял, насколько они особенные. Были и экранизации с участием известных голливудских звезд, так что видел я их больше, чем читал собственно книг. Его имя регулярно всплывало в средствах массовой информации и каждый раз будило во мне личные воспоминания. Во-первых, о том смущении, связанном с моим пьяным признанием, а во-вторых, об острой печали по моей прекрасной сестре Лоре.
Теперь, когда правда об истинной природе этого человека стала известна, я стал задумываться, не стал ли именно Оливер причиной нервного срыва Лоры. Она умерла более чем через год после поездки во Францию, но теперь я считаю, что тем летом между Лорой и Оливером произошло что-то ужасное. Настолько ужасное, что она ушла в море с камнями в карманах.
19. Вероник
Майкл делал всё, что мог, чтобы убедить Лору покинуть шато д’Эгс вместе с ним, но она отказалась. Девушка была полна решимости остаться в Клошане и втайне родить ребенка. Она использовала мою