– У вас нет доказательств! – прошептал я. – Вы же сказали, что документов нет!
– Их нет, – признался он, – но я не могу представить себе причины, зачем о таком врать. Я единственный оставшийся в живых человек, который может это рассказать.
Я ходил по комнате, переваривая сказанное, но не видел в нем никакого смысла.
– Может, я зря тебе это рассказал, но мне показалось, что ты должен знать. Всё это держалось в большом секрете.
Я не поверил ему и сказал об этом прямо и недвусмысленно. Отец Дэниел извинился за причиненное беспокойство, и я видел, что он переживает из-за того, что рассказал эту сказку.
– Ты можешь просто жить как обычно. Об этом знаем только мы с тобой.
– А что случилось потом? С ней?
Отец Дэниел продолжил рассказ, а я пытался разобраться в этой бессмысленной истории. Моей истории? Амадика сразу же отвергла ребенка. Никто в деревне никогда раньше не видел белого младенца. Она была в ужасе, и ее избегали друзья и соседи по деревне, которые считали, что бледный и болезненный ребенок навлечет проклятие на племя. По-видимому, она оставила ребенка у дверей хижины отца и покинула деревню вместе с матерью. Никто не знает, куда она делась. Никто не знал ее фамилии.
У моего отца был психический срыв. По словам других священников, он стал особенно набожен, никак не мог примириться с тем, что нарушил церковные обеты. И даже настаивал на том, что никогда не вступал в сексуальный контакт. Все его честолюбивые планы на карьеру были уничтожены. Его лишили сана, и ему пришлось вернулся в Ирландию с нежеланным ребенком. Однако благодаря старым связям в архиепископском дворце отца наняли финансовым консультантом. Но попросили держать сына как можно дальше от себя, чтобы не вызывать вопросов и не провоцировать скандал. Они предположили, что, когда ребенок вырастет – когда я вырасту, – у меня появятся физические признаки моего черного происхождения, волосы начнут виться или нос раздастся, но я обманул их ожидания, сохранив европейскую внешность. Знавшим о моем существовании говорили, что я осиротевший племянник Фрэнсиса Райана. Но потом отец встретил Джудит, женился на ней и через несколько лет отдал меня в Сент-Финиан.
Если отец Дэниел прав и все это правда, то я – ошибка природы. У меня темно-карие глаза, пигментация кожи чуть темнее, чем у среднего ирландца, но в целом выгляжу во всех отношениях как белый европеец. Поэтому я предпочел услышанному не поверить. Я не сказал никому ни слова, и когда год спустя отец Дэниел умер, позволил этой нелепой истории умереть вместе с ним. Теперь это было неважно, я всё равно ничего не мог поделать с прошлым. Кто знает, что там произошло в Африке? Небольшое частное расследование показало, что мой отец в то время действительно был в Северной Родезии и там есть деревня под названием Лакуму, но это всё, что я смог разузнать. Неважно.
Правда заключается в том, что я заслуживал лучшего отца. Я нашел такого во Франции, но, увы, он не был моим.
17. Вероник
Я не помню, как так вышло, что в том году мы взяли ирландцев. Единственное, что я знала об Ирландии, это их виски и что-то из музыки. Кажется, это организовал брат моего друга.
Помню, я скептически отнеслась к идее, что студенты колледжа могут приспособиться к тяжелому физическому труду, но, надо отдать им должное, они старались, как могли. Вдобавок мы договорились нанять нескольких южноафриканцев, которые хотели узнать побольше о винах нашей части региона Бордо. Мы должны были обучить их виноградарству и немного заплатить за труд. Естественно, не все мои белые работники были счастливы работать бок о бок с черными, но мой отец, по-прежнему героическая фигура в местном обществе, подал им пример. Не говоря ни слова, он самим своим присутствием ненавязчиво напоминал о страшных последствиях расовой нетерпимости.
Мне стыдно, что я не стала особо интересоваться тем, кто именно приедет и как они будут работать. Я получила письмо от человека из Стелленбоша, который спрашивал разрешения отправить своего сына с семью работниками на два месяца поучиться у нас разведению винограда, не уточняя подробностей. Но потом у нас появились семеро чернокожих парней, некоторые очень молодые, и африканер по имени Йост, единственный говоривший по-французски. Оказалось, Йосту полагался по наследству участок земли в Западном Кейпе, и его отец решил, что он должен завести там виноградник. Но Йост не хотел сам работать, поэтому привез этих семерых бедолаг во Францию, чтобы они научились делать всё за него. Он не позволил им остановиться в палаточном лагере для работников и разместил в деревенском сарае. А еще он не отдавал им заработанные деньги, платя вместо этого вином, которое мы и так предоставляли бесплатно.
Я не сразу поняла, что к чему. О происходящем мне рассказали другие рабочие. Им это не нравилось. И когда я своими глазами увидела порезы и синяки на телах некоторых африканцев, то окончательно убедилась, что рассказы о жестокости Йоста – правда, и приказала ему убираться. Я не могла ничего сделать для этих мальчиков, по сути рабов. У них не имелось никакого образования, они не говорили по-французски, и у нас не было для них работы, чтобы дать возможность остаться.
Мы с папой разыскали их в ночь перед их отъездом, пока Йост пьянствовал в деревне. Мы дали им немного денег и еды, и, хотя они казались напуганными, один из них подошел, чтобы пожать мне руку и поблагодарить нас. Другие, казалось, были ошеломлены его дерзостью.
К тому времени я фактически управляла всем, что связано с поместьем, замком, фруктовым садом, оливковой рощей и винодельней, при самоотверженной поддержке наших друзей и соседей. Управляющими по каждому из этих направлений