Нет, он здесь точно неспроста. Так настойчиво пробовать завязать со мной отношения могут лишь те, кто получил четкий приказ это сделать.
— Нет, не избегаю. Я действительно слишком занят для светских дел, а иных у нас с вами нет и не будет. А что до того, кого я избегаю… — я усмехнулся, или даже показал оскал. — Я приду к вам. Не сейчас, через год, наверное. Будем ли мы тогда приятелями? Как знать.
Я говорил и пристально смотрел на реакцию англичанина. Но тщетно. Он либо не знает о намерениях своего командования вступить в войну с Россией, либо обладает непревзойдёнными актерскими способностями, мастерски скрывая свое удивление. Так что скрытые угрозы не вызвали теперь никакой реакции у моего настойчивого собеседника.
Насчет же встречи с англичанином… Я бы встретился с ним раньше. Может, и завтра. Нужно все же вдумчиво поговорить с командором. Однако нельзя просто взять и выкрасть англичанина. А вот если он поедет куда-нибудь, например, в Керчь через Феодосию и другие города и деревни на южном побережье Таврии… вот тогда и принять голубчика и крылышки ощипать.
Верно. Будет задача для Тараса.
— Уезжаем? — спросил меня Мирон, бывший и за извозчика, и за командира моих телохранителей.
— Да! — сказал я и вольготно расположился в открытой коляске.
Экипаж двинулся. Следом ехали еще четыре моих бойца на однотипной коляске, изготовленной на фабрике в Александровске, в будущем этот город будут называть Запорожьем. Между прочим, в Александровске также немало сделано для войны.
Легкий солоноватый ветерок приносил бодрящую прохладу с моря. Настроение было уже неплохое, в принципе, я пришел к выводу, что и флотские, и армия ещё распробуют орудия, что я презентовал. А когда получится бездымный порох, так и вовсе оружие станет фантастическим.
Летящую навстречу открытую коляску я заметил сразу же, как только она вынырнула из-за поворота.
— Приготовиться! Атака! — кричал я, понимая, что поздней ночью на малолюдной даже и днем дороге не может быть таких случайностей.
— Бах! Бах! Бах! — первыми открыли стрельбу наши оппоненты.
Мирон, быстро встав в полный рост, теперь заваливается на меня. Дурак! Прикрыл своим телом, но я же нагнулся! Между тем стрельба продолжалась, и против нас работали револьверами.
Глава 4
— Живьём брать! — кричу я, выцеливая одного из нападавших.
Успеваю рассмотреть, что в коляске, выехавшей нам навстречу, расположились четверо. Как минимум, численный перевес должен был быть на нашей стороне. Впрочем, Мирон уже лежал неподалёку и хрипел. Он явно не боец. Не потерять бы достойного парня!
— Бах! — стреляю я.
Один из нападающих заваливается, и я сразу же меняю позицию, удаляюсь чуть в сторону от кареты, в направлении своей группы поддержки.
— Их четверо, у них минус один трехсотым. Смотреть на три часа, — сообщил я бойцам и поспешил дополнить: — Мирон — триста тоже, тяжёлый. Первый, третий: работайте, четвёртый — к Мирону оказать первую помощь. Второй у меня на прикрытии.
Вскорости стало ясно, что напавшие на нас здраво оценили обстановку и поняли, что свой шанс выскочить неожиданно и с первых выстрелов убить меня они не использовали. Из-за случившегося затора и раненой мной одним из выстрелов лошади, запряжённой во вражескую коляску, уйти быстро у нападавших не получалось. Только если на своих двоих.
— Первый, третий, четвёртый — взять живыми или подранками. Выявить у них вожака. Он мне нужен. Второму обеспечить первую помощь Мирону, — откорректировал я свой приказ.
Вот так часто случается, что охотник превращается в дичь. Убить меня не получилось, несомненно именно это было целью засады. И теперь у нападавших нет шансов уйти. Я знаю, на что способны мои бойцы. Мне удалось вырастить за четыре года из подростков-казачков матёрых волков, с уникальной по нынешним временам физической и боевой подготовкой. Некоторые из них были не хуже, как бы не лучше меня самого. Они и десять километров пробегут в усиленном темпе, а я сомневаюсь, что нападавшие способны на такое.
— Я к коляске! — когда большая часть бойцов отправилась в погоню, сообщил я.
Нужно было осмотреть вражеское средство передвижения, может, чьих это дело рук — точно ли англичанина.
— Бах! Бах! — метрах в трехстах послышались выстрелы.
Я мог отличить звук выстрелов револьверов нашей выделки от тех, которыми пользовались нападавшие. Стреляли теперь мои бойцы. Уверен, что они уже кого-то «заминусили». Прорву патронов спалили мы на учениях, особенно я не жалел боеприпасов при подготовке своих ближних бойцов. Так что навыки у телохранителей были на высоте.
В это время, осторожно, высматривая — может быть, где-то притаился ещё один нападающий — я подходил к чужой коляске. Если бы у меня стояла задача организовать засаду на самого же себя, то обязательно были бы поставлены ещё двое где-нибудь в зарослях ближайших холмов. Пока мои подручные заняты погоней, меня можно было бы подловить на беспечности.
Но вся эта атака казалась мне теперь каким-то поспешным актом безумия. Нападавшие, вероятно, даже не ожидали, что мои бойцы будут вооружены сразу двумя револьверами. Так много ставили на первый выстрел? Может быть. Однако они не учли ещё одного — преданности и верности моих людей. Мирон ведь прикрыл меня своим телом.
Обследование брошенной коляски особых результатов не принесло. Было бы глупо надеяться на то, что там я найду документы или английскую форму. Разве что добротный нож валялся в коляске и пачка ассигнаций. Жаль, что не фунты. Эх, были бы у меня самого фунты стерлингов, подложил бы сюда. Повертелся бы тогда этот джентльмен!
Прошло минут пять, и только тогда я услышал приближающиеся шаги. Наверняка, пожаловали правоохранители. Эту роль в Севастополе выполняли сами же моряки Черноморского флота.
Одновременно с подходом патруля на одном из холмов я увидел своего человека, кивнул ему. Уже горели две керосиновых лампы, один факел. Мой боец также освещал своё лицо небольшим факелом. Так что я смог разглядеть, что именно спрашивает отправленный в погоню телохранитель, а он должен был увидеть мой разрешающий кивок. Возможно, и не стоило показывать патрулю мои методы работы. Но… часто виновные назначаются в первые же минуты после произошедшего инцидента. Казалось бы, а как ещё это трактовать, как не попытку покушения на меня? Но я уже всякое видал, могут и меня нарушителем объявить.
— Мичман Колосовский! — представился мне командир патруля.
— Статский советник Шабарин,