Коллежский асессор не успел и подойти, как его обступили мои охранники, уже беря под руки.
— Отпустить его! — приказал я, а потом, обращаясь к нему, добавил: — Проследуйте со мной в ближайшую комнату. Мне нужно сказать вам пару слов наедине.
Зайдя в ближайшую комнату по левую сторону коридора, я захлопнул дверь и, несмотря на начинающийся от всех решительных движений шум в голове, быстро и чётко отдал Дубинцеву распоряжения.
— Ваше превосходительство, может быть, признание преступника того, Никодима, написать дрянным почерком? Будто бы сам он это сделал, написал, стало быть? Ну а что там написать, вы мне подскажите, — проявил инициативу чиновник, которому всё ещё предстоит подрасти в чинах.
— Я не уверен, что он умеет читать и писать. Уже хорошо, если научился хотя бы расписываться. Так что пишите нормальным, разборчивым почерком, — ответил я и продолжил путь в дальнюю комнату в подвальном помещении, где и держали… кого?
А ведь Никодим, выходит, первый в России бомбист! Ещё, того и гляди, в историю войдёт. Впрочем, разгуляться такому веселью, при котором взрывают русских чиновников и власть имущих, включая и императора, я не дам. Если выживу, конечно.
— Говорить начал? — спросил я, как только вошёл в подсобное помещение, скорее, даже овощной склад.
— Так точно! — отчеканил один из охранников — казак, единственный кормилец в семье, не входивший в реестр, но пришедший ко мне на службу.
Помещение было просторным, но кругом стояли мешки с картошкой, капустой да луком. На крюках висели вяленые окорока. А на полу — кровь. Увидь такую картину моя любезная супруга, в жизни бы не стала обедать в этом доме.
— Кто тебя надоумил? Кто дал гранату? Кто научил, как ею пользоваться? — спрашивал я.
Мужик выглядел побитым, однако не слишком страшно — полежит да очухается. И не был он готов терпеть пытки, которым его в обязательном порядке подвергли бы, если б он стал молчать да запираться. Так что, вероятно, его припугнули требовательным тоном дознавателя да пару раз хорошо врезали для острастки.
Рассказ не занял много времени. Да, есть такая сила, которая не только действует против меня, но и гадит в других направлениях, чтобы ослабить Россию. В некотором роде мне даже было лестно: английский шпион уделяет внимание именно мне. Выходит, я и на их взгляд сила весомая.
Но, с другой стороны, ведь больше, чем я, армии никто не помогает. Число грузов, переданных армии, уже исчисляется тысячами. И англичане, наверняка, понимают, что это ещё не предел. Я сам для них по мощи — будто армейский корпус. Вот и выходит, что я — приоритетная цель. И ведь, сволочи, знают, что поставки и производство во многом держатся на мне лично. И что армия уже учитывает в планах всю ту помощь, которую я оказал и планирую оказать.
— А ты понимаешь, что твою семью вот прямо сейчас могут убить, как только узнают, что ты покушался на мою жизнь и выжил? — спросил я у Никодима.
— Барин, каюсь, грешен. Но выбора не было… Дочку мою снасиловали бы, жену распяли бы на кресте, как один из благородных грозил… — всхлипывая да трясясь, рассказывал преступник.
Что здесь главное? Первое: когда меня не было, английский шпион точно находился в Екатеринославе. Более того, скорее всего, он встречался с Мирским. Второе: враг использует самые грязные, немыслимые по нынешним временам методы. Третье: у тех, кто организовал это покушение, была уверенность, что Никодима убьют. Это значит, шпион просчитался. Он недооценил степень дисциплины в моей охране. Уже то, что покушение удалось провести — только лишь следствие стечения обстоятельств. На дежурство заступили новички, не до конца осознавшие, что такое служба. Дежурил бы десяток бойцов Мирона — уверен, любого остановили бы на подступах ко двору.
— Ты, Никодим, скажешь всё, что я тебе велю. Подписывать своё имя умеешь? — спросил я, когда мужик кивнул, потом добавил: — Вот и подпишешься под всеми бумагами, что тебе дадут. Я постараюсь спасти твою семью.
В последнем я соврал. Мне не было дела до семьи человека, который едва не стал моим убийцей. Но мне было дело до тех, кто должен удерживать его семью до нужного момента. Уверен, как только шпион узнает, что покушение провалилось, он зачистит заложников и рванёт в бега.
— Мирон, если получится сделать то, что я тебе сейчас прикажу, прощу тебе все грехи и ещё серебром не обижу ни тебя, ни хлопцев, — начал я озвучивать приказ. Мотивация у бойцов должна зашкаливать.
Я отправлял Мирона в местечко Каменское, на двадцать вёрст к северо-западу от Екатеринослава. Именно там, по нашим сведениям, держали в заложниках семью Никодима.
— Возьми мне его живым! — потребовал я.
Уже через четверть часа я стоял на крыльце губернаторского дома и наблюдал спектакль: жандармский полковник Лопухин, опустившись до самой простой мужицкой брани, костерил всех и по матери, и по отцу.
— Да что вы себе позволяете⁈ — увидев меня, полковник рванул к крыльцу.
Но… был остановлен. Вот так охрана и должна была работать всё время! А не только тогда, когда петух в задницу клюнет — или продавец дров гранату бросит.
— Прикажите своим бандитам не трогать меня руками! Я нынче же начну их отстреливать! — кричал Лопухин.
В стороне, взятые в коробочку моими людьми, стояли ещё трое жандармов и зло смотрели в мою сторону.
— У меня есть неопровержимые доказательства, что вы давно сотрудничаете с английской разведкой и шпионите в её пользу. Также есть свидетельства, что именно вы, находясь в сговоре со статским советником Святополком Мирским, подговорили мужика Никодима убить меня, заплатив ему серебряными английскими монетами. Монеты и все показания имеются и будут приложены к делу, — сказал я и пошёл в атаку.
— Да это вы — шпион! — выкрикнул Лопухин.
— Предъявите подтверждение ваших слов. За доказательствами же ваших преступлений вы можете проследовать в мой новый кабинет. Старый, как вы знаете, был разрушен по вашему приказу, — говорил я жёстко, хотя и пришлось держаться за одну из колонн крыльца: голова кружилась, и лучше было иметь опору, чем совсем рухнуть, да при Лопухине.
Нет уж, он такого не увидит.
— У меня нет с собой доказательств! — уже не так уверенно, почти растерянным голосом сказал полковник. — И я не мыслил убивать вас. Что за вздор!