— К вам Петербург? Вы впервые в столице? — спросил император.
— Город великолепен, Ваше Императорское Величество. В нём всё: и величие, и изящество России, и надежды на будущее, и вера великая в настоящее, — отвечал я абсолютно искренне.
— Поэтично. Вы стихов не пишете? — продолжая быть серьёзным, спросил государь.
— К превеликому моему сожалению, не нахожу на это времени, Ваше Императорское Величество, — отвечал я.
Чувствовал ли я какое-либо раболепие в присутствии императора, проявлялось ли это в моих словах и поведении? Нет. Но некий пиетет всё же был, в здравых пределах — я осознавал, что передо мной великий человек. Совершивший, правда, за время своего правления достаточно ошибок, большинство из которых заключались в том, что он не замечал очевидного.
Однако у меня уже был опыт общения с лидерами государств, точнее, с одним лидером государства. Когда я проходил обучение по программе «Время героев», к нам приезжал президент. И сейчас я находил даже некоторое сходство между императором Николаем Павловичем и его коллегой, пусть и не императором, но президентом из будущего.
— Мне докладывали о вас. Признаться, я не сразу поверил, сколь много можно успеть сделать, и всё менее чем за пять лет. Нынче Екатеринославская губерния может выйти на собственное обеспечение без ущерба для губернских нужд. Так ли это, каково ваше мнение? — спрашивал император, вышагивая по дорожке.
Мне показалось, что прогулка при разговоре — это своего рода демонстрация императорского величия. Ведь где государь делал два шага, даже мне, человеку чуть выше среднего роста, приходилось делать уже три, либо же переступать шире, чем мне свойственно и удобно. Вероятно, император не лишен тщеславия и гордыни. А кто без греха?
— Ваше Императорское Величество, имею чёткое убеждение, что подобное производственное развитие, кое-случилось в Екатеринославской губернии, возможно если не во всех губерниях нашего Отечества, то в большинстве из них. Более того, и Екатеринославская губерния ещё не выработала тот ресурс, который заложен в неё природой и Богом. Нами, с его превосходительством губернатором Екатеринославской губернии Андреем Яковлевичем Фабром, а также при помощи его светлости, князя Михаила Семёновича Воронцова, и при содействии его сиятельства графа Алексея Алексеевича Бобринского разработан новый план на следующие пять лет, реализация которого позволит ещё увеличить производство в Екатеринославской губернии, — почти на одном дыхании произнес я.
— Реализации, ресурс… Вы же не учились за границей. Откуда это у вас, такие слова употреблять? И всех ли своих покровителей вы перечислили? — впервые за время нашей беседы государь улыбнулся.
— Читаю много, ваше величество, учусь у всех, считаю сие не зазорным, — отвечал я. — Есть у меня в учителях и князь Воронцов, и граф Бобринский.
— И это правильно. И учителя у вас… иные позавидуют. А у кого вы учились вести переговоры с бельгийцами? — перешел, наконец, к делу император.
— Прошу простить меня, ваше величество, что отвечу каламбуром. Меня научили такой дипломатии деньги. Я заплатил за каждый штуцер вдвое больше, чем он стоит, — ответил я, набивая себе цену.
— Вот как? Интересно. Я приведу министру иностранных дел Нессельроде пример такой дипломатии, — усмехнулся император.
Установилась пауза. Я понимал, что разговор о бельгийских штуцерах начался не праздно. Государь ждет от меня решения. Не может же он просить, даже требовать от меня отдать такое количество винтовок, не по чести! И сама ситуация, как сказали бы шахматисты, патовая. Не может у меня быть в собственности большое количество штуцеров, но это — моя собственность!
— Ваше Императорское Величество, я ваш верноподданный всем сердцем и готов служить, не считаясь с собственным достатком. Позвольте, ваше величество, передать шесть тысяч пятьсот штуцеров в армию! — сказал я именно то, что, уверен, от меня и ждали.
— Это щедрый подарок для армии. И, да, в войсках не хватает такого оружия. Англичане, ссылаясь на то, что их армия не оснащена штуцерами, не продают их, с французами… Впрочем, Алексей Петрович, ваше рвение по службе замечено. Я хотел бы наградить вас орденом святого Владимира Третьей степени с мечами. Вы же пленили венгерского генерала? Вот за то и мечи! — сказал император, будто бы провозгласил меня министром. — Еще вы отныне действительный статский советник.
Вот оно!.. Если бы не отдал штуцеры в армию, то и награждения не было бы.
— Покорнейше благодарю, Ваше Императорское Величество, не смел и наедятся, — несколько слукавил я.
На самом деле, это то, что вполне было ожидаемо, пусть всегда и хочется большего. Вот пришел бы к государю, а он меня… Кем? Министром? Соправителем? Нет, конечно. Я понимал, что взлет на вершину российской власти возможен, мои стартовые позиции уже достаточно крепкие, но этот процесс сложный и небыстрый. Если кому-то знатному, часто бывшему при дворе, с родственниками в Сенате, для взлета достаточно палец о палец ударить и хоть что-то сделать. То мне нужно пахать, как «папа Карло», и даже больше.
— Будет ли мне дозволено подарить вашему величеству то, что производится в Екатеринославской губернии? — спросил я, понимая, что аудиенция не может длится много и маячивший в поле зрения генерал-майор явно уже хотел намекнуть мне, что пора и честь знать.
Он-то не слышал разговора, что сам государь интересовался мной. Мог предполагать, что провинциал, то есть я, докучает императору.
— Ну, показывайте, что там у вас! — усмехнулся Николай Павлович.
Прежде всего, я дарил императору оружие. Револьверы были с золотой инкрустацией. Я бы еще императорский вензель набил, но не думал, что так скоро попаду на аудиенцию к императору.
— Ваше? А патенты английские обошли или нарушили? — государь показывал, что он с пониманием к ситуации.
— Патент на барабан уже давно истек, в остальном эта конструкция уже зарегистрирована в Лондонском и Парижском патентных бюро. Так что англичане не могут производить подобные револьверы, — говорил я серьезным тоном, хотя от того, как хмурил в удивлении брови государь, хотелось улыбнуться.
— Лихо! — усмехнулся государь.
Но я только начал показывать подарки
Глава 7
Подарки мои императора впечатлили. Это было видно невооружённым взглядом. И всё-таки он больше человек технического склада ума, чем политик. Так что мог оценить изобретения по достоинству. Проблема заключалась в другом: император видел техническую составляющую каждого изделия, при этом не усматривал