— Ваше высокоблагородие, хлопцам бы поесть. А тут… — Тарас посмотрел в сторону императорского караула.
Тоже, наверное, чувствует, что мы тут — словно диковинные зверьки, что нас рассматривают. Ждут, когда в носу ковырять начнём или ещё чего выкинем. Впрочем, так, может быть, и есть. Форма на нас камуфлированная, образца «дуб». Более того, у каждого бойца есть разгрузка, ремень с портупеей. В двух кобурах находятся по два револьвера, за плечами — ранцы с предметами солдатского быта и с обязательными двумя пакетами дневного рациона. Тут же алюминиевая фляга — между прочим, дорогая нынче вещь — и котелок.
Так что выглядим мы более чем экстравагантно. Будто космонавты, но с иной планеты. А вот парадной формы я и не придумал. Нет, это не проблема — даже и на весь полк пошить мундиры. Но мы пока что и не в войсках, нам парады не хаживать. Да и каждый мундир в России строго регламентирован. Пошить-то можно, но вот, к примеру, в Петербург в таких одеяниях не покажешься, возникнет масса вопросов. Потому экипировались мои бойцы более чем практично. Еще введем моду на шапочки-балаклавы в Севастополе, опередив мерзлявых французов.
— А почему это ты меня высокоблагородием назвал? Всё командиром завал, оно и правильно, как по мне. Но если уже по-армейски, так превосходительством, — сказал я, на самом деле, от нечего делать.
Не люблю праздно ожидать…
Я снова походил туда-сюда. Гравий хрустел под ногами, где-то птица чирикнула. Эх…
Статский советник — такой пограничный чин, когда уже не рыба, но еще и не мясо. Не полноценное «превосходительство», но выше, чем «высокоблагородие». Удобно, кстати. Можно определять, как человек к тебе относится. Вот назвал, значит, кто-нибудь «превосходительством», значит — лебезит, льстит, что-то хочет от меня. Ну а определили в «высокоблагородия», значит, принизить хотят.
— Идут к нам, — сказал Мирон, по уже выработанной у него привычке не прекращавший осматриваться по сторонам и охранять меня в любой обстановке.
Я поправил свой мундир, пошитый в лучшем ателье Екатеринослава. А где такое? Правильно, в модном доме «Две Лизы». Лишь одиножды я одевал этот мундир, да и теперь так бережно его вез в Петербург, на вешалке, внутри кареты, что он и не помялся в дороге. Ведь все в Петербурге, да и, в большинстве случаев, в остальной России, носили мундиры. Гимназист — свой мундир, коллежский асессор в своей служебной одежде. Можно узнать почти всё про человека, чем занимается и какой имеет статус, только лишь взглянув на то, какой он носит мундир.
— Господин статский советник Алексей Петрович Шабарин? — спросил меня подошедший генерал-майор.
— Так точно, — как-то на автомате по-уставному ответил я.
— Могу ли я с собой взять двух людей, чтобы помогли донести презенты государю? — спросил я у генерала, который не мог отвернуть глаз от экзотически экипированной воинственной банды.
— Нет, господин Шабарин, вы лишь озвучите государю то, что хотели бы ему подарить, а я пока обязан проверить, что это такое, — сказал генерал-майор.
А я прямо-таки обрадовался. Не настолько уж и дырявая охрана у императора! Вряд ли, конечно, ожидается, что здесь, среди подарков, будет бомба, больше станут досматривать на наличие ядов. И то хорошо.
Вопреки моим ожиданиям, меня сопровождал не генерал-майор, оставшийся у ворот на территорию Гатчино, а поручик. Он и привёл меня — но не во дворец, а к озеру, под раскидистую иву. Плавали уточки, вдали, в домике по центру озера, нежились лебеди. Идилия.
Его Императорское Величество я увидел сидящим в беседке под ивой и читающим какие-то бумаги. Государь даже сидя казался высоким. Пусть небольшой живот всё-таки и намекал на то, что лучшая физическая форма этого человека уже в прошлом, но император был явно бодр и здоров, а спину держал так, что, даже приставь к нему уровень — тот отобразит идеально ровную осанку государя. Мундир сидел на императоре, как вторая кожа. Органично, по-деловому.
— Ваше Императорское Величество, по вашей воле прибыл господин статский советник Алексей Петрович Шабарин, — доложил поручик, прищелкнув лихо каблуками и резко задрав кверху подбородок.
Выправка у офицера была под стать ситуации. Даже я невольно, но подтянулся, стараясь не выделяться. Спина после долгой дороги застонала — ну ничего, потерпит!
Государь неспешно, аккуратно сложил бумаги в папку, завязал на ней тесёмки. Только закончив с этим, он соизволил поднять на меня свои монаршие глаза. Возможно, в этот момент я должен был что-то сказать, прокричать, но я выдержал некоторую паузу.
— Ваше Императорское Величество, по вашей воле прибыл, — через некоторое время сказал я, почти повторяя слова поручика.
Как именно вести себя в высочайшем присутствии, я лишь догадывался. Единственный, у кого я мог спросить о подобном — губернатор Екатеринославской губернии Андрей Яковлевич Фабр. Вот только незадача — и он в этом вопросе был исключительно теоретиком. Кроме того, Фабр чувствовал некоторую ревность — ведь это именно меня вызвали к императору, а не его.
Или это сказывалось присутствие рядом моей мамаши, Марии Марковны?. Так или иначе, а губернатор стал проявлять нездоровую активность в делах, вникая в те сферы деятельности, в которых до этого всемерно властвовал я. Вот словно и не родная мне мама — мстит, наверное, что я даже не пытаюсь прислушиваться к её мнению.
— Вы быстро добрались, вице-губернатор, — сказал государь, вставая с изысканной лавочки в беседке. — Пройдёмся? Погода нынче на удивление благоприятная. И она столь переменчивая, так что стоит воспользоваться обстоятельствами. У нас на северных берегах это за благо считают.
Действительно, если по дороге в Гатчино ещё моросил дождь, то теперь сквозь пасмурное небо то и дело проглядывали лучики солнца, приятно согревая и даря оптимизм.
Государь встал и, привычным движением чуть поправив мундир, направился по мощёной дорожке вдоль озера. Некоторое время мы шли в тишине. Монарх сам должен задавать и тему разговора, и его ритм и