Она невесело скривила губы и посмотрела в сторону мостка, перейдя по которому, могла оказаться в другой части огромного сада. У перил неподвижно застыл приставленный Клятвопреступником самурай. Он не пропустил Талилу, когда она подошла к мостку. Последняя ниточка, которая соединяла ее со свободой, была разрезана.
Нехотя Талила встала и принялась бродить вдоль пруда. Стражники следовали за ней на расстоянии нескольких шагов неслышными тенями.
Все вокруг казалось таким... спокойным и мирным. И это раздражало ее до зубовного скрежета. Никогда прежде она не жила в такой иллюзии, как когда оказалась в императорском дворце. Никогда прежде не чувствовала себя настолько оторванной от реальности.
За высокими заборами скрывался совсем иной мир. Жестокий, погрязший в войнах и борьбе за власть. Люди голодали, жили в нищете. Их выгоняли из домов, облагали непомерными податями. Границы Империи подвергались постоянным нападениям.
Но здесь, в глубине императорского дворца щебетали птицы, и лепестки вишни плавно скользили по прозрачной поверхности пруда.
Талиле хотелось кинуть камень, чтобы по воде разошлись круги.
Еще сильнее ей хотелось выжечь этот пруд до дна.
Но для начала ей нужно вернуть себе свободу.
Отец не допускал ее к делам, но она помнила, что в последние месяцы в их поместье зачастили гости. Все началось чуть больше года назад, когда он вернулся из столицы, крепко с кем-то поругавшись: она почувствовала всю силу отцовского гнева на своей шкуре.
Талила так и не осмелилась у него спросить, что произошло во дворце во время ежегодного собрания глав кланов.
Теперь, верно, она уже никогда не узнает. Никто не захочет рассказать ей правду.
Если только…
— Свитки... — прошептала она потрясенно, не веря своей догадке.
Если только не осталось свитков, ведь все, что происходило на таких заседаниях, должны были тщательно записывать.
Но чтобы до них добраться — даже если они есть! — ей нужно покинуть свою тюрьму, границы которой очертил Клятвопреступник.
А для этого ей придется попросить его.
Попросить убийцу.
Зубы свело болью, стоило Талиле только подумать об этом. Верно, у нее язык к небу приклеится, когда она решит открыть рот, чтобы озвучить свою просьбу...
Но нужно было начинать. Пусть призрачный, но шанс. Но надежда. Иначе она так и останется пешкой и племенной кобылой в чужой игре. Императору нужно, чтобы она передала свой дар по наследству детям. После этого он прикажет ее убить. Она живая — неизменная угроза для него и его семьи. Никому не нужны подобные риски, даже если отчаянно хочется сохранить своего ручного зверька.
Клятвопреступник ведет с ней свою собственную игру, и в ней Талила хотела разбираться еще меньше, чем в том, что замыслил Император.
И советник Горо.
И послы граничащих с Империей стран, которые находятся с ней в состоянии тихой войны последние десятилетия. Вспышки насилия то затухали, то разгорались сильнее, но борьба не прекращалась никогда.
И посреди всего этого — она. Глупая девчонка, нелюбимая родным отцом, ничего толком не знающая. Одинокая. Превосходная жертва и мишень.
Талила зажмурилась и попыталась вспомнить, каково было ощущать в руке тяжесть меча. Тогда она не были ни жертвой, ни легкой добычей. Она была воином.
Пора возвращать свое.
— Передай моему мужу, что мне нужно с ним поговорить, — сказала Талила Юми, едва вернувшись из сада.
Служанка подняла на нее тусклый взгляд.
— Я передам господину Мамору, — отозвалась дерзкая девчонка, намеренно выделив голосом обращение.
Талила подавила усмешку. Кажется, она была права. Юми с радостью бы от нее избавилась. Нужно использовать это в своих интересах.
Но прошел день, а Клятвопреступник так и не явился. Вечером, закончив ужинать в одиночестве и не съев ни крошки из-за отсутствия желания, Талила, скрепя сердце, подступила к Юми с вопросом.
— Ты передала мое послание? — спросила она, пристально всматриваясь в дернувшееся лицо служанки.
Та скривилась, словно съела что-то кислое.
— Конечно, передала, госпожа, — сказала и вновь бросила на Талилу странный, осуждающий взгляд.
— Он ответил что-нибудь?
— Господин Мамору не может прийти к вам сегодня, — нехотя выдавила из себя служанка.
— Что это значит? — против воли Талила нахмурилась. — Где он?
Она не волновалась о Клятвопреступнике. Разумеется, нет. Ее раздражала скрытность Юми, ее косые, странные взгляды. Слова, которые та цедила сквозь плотно сжатые зубы. Презрительно приподнятая верхняя губа.
— В других покоях, — с еще меньшим желанием ответила служанка и, подхватив поднос, заспешила прочь из комнаты.
— Стой, — Талила схватила ее за запястье и больно сжала.
Ее хватка еще не утратила прежнюю силу.
— Я хочу его видеть. Отведи меня к нему.
— Госпожа, это не...
— Это невозможно, госпожа, — на помощь Юми пришел тот самурай, который накануне оспорил приказ Клятвопреступника.
Услышав их громкие голоса сквозь стену, он раздвинул двери и ступил на порог спальни. Талила смерила его ледяным взглядом.
— Как твое имя?
— Такахиро, госпожа.
Слово «жаба» он бы и то произнес с меньшим неодобрением и презрением, чем «госпожа» по отношению к Талиле.
— Я желаю видеть своего мужа, Такахиро, и приказываю тебе отвести меня к нему.
По лицу мужчины пробежала самодовольная улыбка. Он посмотрел Талиле в глаза и сказал, не скрывая своего торжества.
— Я не могу этого сделать, госпожа. Я подчиняюсь приказам лишь моего господина. Не вашим.
— Где он?
— Этого я тоже не могу вам сказать.
Талила длинно, тяжело выдохнула через нос и поднесла ладони к вискам, массируя их.
— Ступайте прочь. Оба.
Что же. Свитки могут и обождать. Для начала ей следует выяснить, какую тайну Клятвопреступника так истово и непримиримо охраняют его слуги. И почему он не приходит в собственные покои уже вторую ночь.
Она посмотрела на свои руки. Обручья, блокирующие магию, были на ней. Но цепей больше не было. Не было препятствия для нее схватить Юми за горло и придушить... Только вот этим она ничего не добьется. Девчонка была предана Клятвопреступнику. Она не разболтает его тайну. И она ненавидит Талилу лютой ненавистью.
В тот вечер ей пришлось переступить через себя и устроить истерику. Никогда прежде она не вела себя подобным образом... Это было недопустимо для воина, для самурая, для достойной женщины. А именно такой и растили Талилу.
Но она держала в уме свою цель. И потому заставила