Он отпустил мою руку и, не добавив ни слова, вышел из комнаты, а в воздухе по-прежнему витала искра, которую он смог разжечь одной только фразой.
Я коснулась кончиков пальцев, где еще оставался призрачный след его губ, и потрясла головой. Меня уже ждали, и поэтому я поспешила в холл, чувствуя на щеках легкий румянец.
Пока мы ехали в экипаже, меня немного потряхивало от волнения. Но оживленная, легкая болтовня Елизаветы помогала отвлечься. Стыдно признаться, но мне было страшно появляться одной «на людях», поэтому я и позвала княжну с компаньонкой составить мне компанию.
Все же наше венчание с князем в глазах света было весьма скандальным. А отец, решивший, что вправе вмешиваться в наш брак, лишь подбрасывал бревна в костер сплетен.
Салон модистки-мадам Левандовской, в который мы приехали по совету Елизаветы, был роскошно обставлен: вдоль стен стояли манекены, на которых красовались изысканные наряды. Ткани блестели в лучах света, льющихся через высокие окна, а в воздухе витал тонкий аромат лаванды.
— Княгиня Хованская, княжна Хованская, — нам навстречу вышла хозяйка. — Чем могу быть полезна Вашим сиятельствам?
Она встретила меня любезной улыбкой, однако в ее взгляде читался едва уловимый холод. Особенно пристально она смотрела на мой живот, который был прикрыт наброшенной на плечи шалью. Я усмехнулась. Неужели они действительно предполагали, что сремительную свадьбу спровоцировала моя беременность вне брака?
О, как бы они удивились, узнав правду.
— Мне нужен новый гардероб, — ответила я, проходя к большому зеркалу в резной раме. — Несколько платьев для выходов в свет, несколько домашних. И да, еще пару сорочек. Кружевных.
Елизавета, стоявшая неподалеку, с любопытством на меня посмотрела, но ничего не сказала.
— Разумеется, Ваше сиятельство. Мы все так рады вашему... внезапному счастью. Ваш столь неожиданный союз стал главной темой в салонах.
Я заставила себя хладнокровно улыбнуться.
— Все же смею надеяться, что о чудесном освобождении моего батюшки вы беседовали чуть дольше.
Модистка поджала губы и распорядилась принести образцы тканей. Мне предложили несколько утонченных вечерних платьев: изумрудное с длинным шлейфом, бледно-розовое с кружевным верхом и глубокое бордовое из тяжелого атласа.
— Вы и князь Хованский предпочитаете яркие выходы. Мне кажется, бордовое платье идеально вам подойдет.
Я выдержала паузу и посмотрела ей прямо в глаза.
— Слухи редко отражают правду, мадам.
Мадам Левандовская изобразила улыбку, но ее щеки предательски порозовели.
— Конечно. А теперь, если позволите, я покажу вам наши лучшие модели.
Ее помощницы принесли образцы ночных сорочек. Я приподняла одну из них, тонкую, почти прозрачную, из нежного кружева цвета слоновой кости. Сердце забилось чуть быстрее, когда я представила, как Георгий увидит меня в этом наряде — тонкий шелк, едва прикрывающий плечи, кружево, которое подчеркивает все изгибы.
Я усмехнулась, заранее зная, что то, что я намереваюсь сказать, определенно выбьет мадам Левандовскую из колеи.
— Весьма мило, но мне нужно что-то, что понравится князю Хованскому. Более... смелое и откровенное. С кружевами. Из вашего особого ассортимента.
Мадам моргнула, едва не выронив платье. Я закусила изнутри щеки, чтобы не рассмеяться и не испорить свое маленькое представление.
— В браке важно использовать все доступные средства, — шепнула я, доверительно к ней склонившись.
Елизавета тихо прыснула от смеха, а мадам, бледнея, отвела глаза.
Спустя полчаса мы вышли из салона с покупками. Среди них было и несколько смелых кружевных сорочек.
— Какие непозволительные колкости я сегодня услышала, — сказала Елизавета, едва мы отошли от дверей. — Никогда больше не обращусь к мадам Левандовской.
Я с трудом удержалась от веселого фырканья. Мадам — просто милая шалость по сравнению с тем, что я уже пережила в этом мире.
— Хочется чая и пирожных, — произнесла я, чувствуя непонятную эйфорию. — Давайте отправимся в кондитерскую.
Кажется, покупки, пусть даже и под аккомпанемент шипения мадам, ужасно подняли мне настроение.
Когда спустя несколько часов мы вернулись в особняк, дворецкий сказал, что Его сиятельство отбыл куда-то вместе с графом Каховским.
Прозвучавшее имя Михаила заставило меня слегка напрячься. Кажется, служба по-прежнему не оставляла Георгия, несмотря на то, что он-то ее оставил.
Остаток дня я провела с экономкой, пытаясь понять, как было устроено управление особняком и при этом не выдать своего полнейшего незнания самых элементарных вещей. Ведение хозяйства оказалось изрядно утомительным делом, особенно в середине XIX века, так что под вечер я вымоталась, словно работала весь день на фабрике, и после ужина устроилась с книгой в малой гостиной ждать Георгия.
Который до сих пор не вернулся, несмотря на то, что время было уже к десяти.
Когда часовая стрелка подобралась к одиннадцати, из холла послышались торопливые шаги и голоса. Войдя в гостиную, князь принес с собой свежесть осеннего дождя, который барабанил снаружи. Мне не понравился взгляд мужа: хмурый и тяжелый.
Я выпрямилась в кресле, но прежде, чем успела подняться, Георгий опустился в соседнее, а потом протянул руки и усадил меня к себе на колени, крепко сжав талию. Его сюртук на плечах и спине был чуть влажным из-за дождя. Он сделал глубокий вдох, зарывшись лицом в мои волосы.
Его дыхание стало ровным и тяжелым, когда он прижал меня к себе.
— Ты меня пугаешь. Что случилось?
Князь не сразу ответил, только слегка приподняв голову от моих волос. В его взгляде я заметила вину и усталость, и от этого мне по-настоящему стало не по себе.
Мелькнула глупая мысль: где-то наверху меня дожидались кружевные сорочки. Меньше двадцати четырех часов я была счастлива и беззаботна.
— Нам нужно уехать из Москвы, — сказал Георгий негромко. — На время. В Архангельское.
Я замерла.
— Уехать? — переспросила. — Почему?
Ну не из-за моих же колкостей в салоне мадам Левандовской!
Князь упорно молчал, и это молчание говорило о многом.
— Это из-за моего отца? Из-за вчерашнего? — я заглянула ему в глаза.
Георгий не хотел мне врать и потому лишь неопределенно повел плечами.
Значит, из-за отца.
Я резко втянула носом воздух и хотела взвиться на ноги, когда руки мужа меня удержали.
— Вчера он потребовал, чтобы мы развелись! — воскликнула я слишком громко. В горле клокотал гнев. — А сегодня? Что он еще такого сделал?! Разве он может как-то повлиять на твою службу?
Князь скривил губы и нехотя, переступив через себя, кивнул.
— Это ненадолго. Месяц или два. Я постараюсь уладить это дело побыстрее, чтобы ты могла вернуться к привычной жизни.
Мое сердце сжалось. Он чувствовал вину за то, что чего-то лишал меня?.. В то время как мой отец, очевидно, лишал его чего-то гораздо большего?..
— Мне все равно, — я перебила его и положила ладонь на грудь. — Я не буду скучать по Москве. Поедем, на сколько скажешь.
Георгий выдохнул с заметным облегчением, и я слабо улыбнулась. Он вновь притянул меня ближе, зарылся лицом в волосы, а ладони будто сами собой легли на платье на спине.
Я услышала тихий щелчок первого крючка и рассмеялась.
Вчера все начиналось точно так же.
Князь прижал меня к себе еще крепче, и его неровное дыхание опалило шею. Щелчок второго крючка прозвучал уже громче. Георгий застыл на мгновение, а затем его ладони скользнули вниз, и я почувствовала его прикосновения на коже, а губы прижались к моей шее.
— Я так тебя люблю...
Выдохнул он совсем тихо, шепотом. Я даже не была уверена, что он хотел, чтобы я услышала.
Горло свело неуместной судорогой, к глазам подступили слезы. Однажды... однажды и я смогу сказать ему в ответ то же самое.
А пока я позволила поднять себя на руки и снова отнести в спальню.
Уже назавтра мы уехали в Архангельское.