Экипаж стучал по булыжникам ночного города, убаюкивая своим размеренным ритмом, но в тесном пространстве внутри воздух был пронизан напряжением. Георгий сидел напротив меня, скрестив руки на груди, его взгляд горел, словно тлеющий уголек, и этот жар, казалось, пробирался прямо под мою кожу.
Мое сердце учащенно билось. Конечно, я безмерно злилась на князя Разумовского. Прежде он казался мне тираном и деспотом, но разумным человеком. Сегодня же вечером я поняла, как сильно ошибалась. Разумным он не был.
А еще я никак не могла перестать думать о том, как Георгий ворвался в кабинет, чтобы вступиться за меня. Как угрожал отцу дуэлью, когда тот переступил последнюю грань.
Князь вдруг резко выдохнул, словно все это время сдерживал дыхание.
— Это было безрассудно, — сказал он, глядя в окно. — Мне не стоило прибегать к угрозе дуэлью. Все же он твой батюшка...
Его слова были обращены скорее к самому себе, чем ко мне, но я не выдержала.
— Нет, — сказала я тихо, но уверенно.
Он посмотрел на меня, прищурившись, словно проверяя, правильно ли услышал.
— Нет? — переспросил с едва заметной усмешкой, но в его голосе все еще звенела злость.
— Ты защищал меня, — мой голос слегка дрогнул. — Это много значит.
Муж снова повернул ко мне голову, и я увидела, как его напряжение немного ослабло. Гнев глазах сменился чем-то другим.
— Ты моя жена, — просто сказал он и пожал плечами. — Я сделал, что должно.
Я наклонилась вперед, чувствуя, как в груди разливается тепло. Он смотрел на меня, как будто хотел что-то сказать, но не мог найти слов. Я не дала ему времени. Прежде, чем он успел отстраниться, я поцеловала его. Его рука сразу же легла на мою шею, пальцы крепко, но нежно обвили ее.
Я хотела успокоить нас поцелуем, но лишь сильнее раззадорила, потому что князь ответил неожиданно горячо, пылко и настойчиво. И я утонула в этом вихре.
По телу расходились горячие волны, заставляя сердце колотиться, будто оно вот-вот вырвется наружу. Вторая рука князя опустилась на мою талию, притягивая ближе. Мир вокруг исчез. Был только Георгий — его сила, его решимость, его тепло. Каждый миг этого поцелуя пульсировал в крови, заполняя меня целиком.
Когда он наконец отстранился, я едва могла дышать. Его лицо было так близко, что я видела мельчайшие оттенки синевы в его глазах, видела сдержанную бурю внутри.
— Варвара, — прошептал он, его голос был хриплым и низким. — Ты сводишь меня с ума.
Экипаж резко дернулся и замер. Князь распахнул дверцу, и ночная прохлада ворвалась внутрь. Георгий вышел первым, и, когда я ступила на приставленную кучером лестницу, муж подхватил меня на руки.
Я ахнула, но сопротивляться не стала. Прислонилась щекой к его сюртуку и ощутила под тканью горячую кожу и напряженные мышцы, как будто в нем все еще бушевала та злость, которая охватила его в доме отца.
Или не злость...
Князь нес меня по дорожке к особняку. Вокруг стояла тишина, разбиваемая лишь гулким звучанием его шагов.
Дворецкий торопливо отступил в сторону, распахнув перед нами двери. Он старательно отводил взгляд, но я все равно покраснела. Слугам будет, о чем посудачить.
Георгий с тем же решительным видом пересек холл, его ботинки четко отбивали шаги по дубовому паркету. Он поднялся по лестнице на второй этаж и принес меня в спальню.
Его спальню.
И лишь там осторожно опустил меня на пол, крепко обхватив за талию.
— Почему я здесь, Ваше сиятельство? — я улыбнулась, любуясь его лицом в свете свечей.
Я знала, что он скажет. Но мне хотелось это услышать. Хотелось его подразнить.
— Чтобы вы могли исполнить свою угрозу, княгиня, — низким, бархатным голосом отозвался он, обволакивая меня каждым словом. — И заснуть в моей кровати. С этой ночи и впредь. Так, кажется, вы сказали?
И я почувствовала, как его руки принялись неторопливо расстегивать крючки платья у меня на спине.
Глава 47.— Чтобы вы могли исполнить свою угрозу, княгиня, — низким, бархатным голосом отозвался он, обволакивая меня каждым словом. — И заснуть в моей кровати. С этой ночи и впредь. Так, кажется, вы сказали?
И я почувствовала, как его руки принялись неторопливо расстегивать крючки платья у меня на спине.
***
Один за другим, они поддавались его умелым пальцам. Я хотела сказать что-то колкое, вернуть нашу привычную игру, но слова застряли в горле. Вместо этого я чувствовала, как дыхание стало тяжелее, а щеки разгорелись.
— И если я передумала? — все же сорвалось с моих губ.
Георгий мягко фыркнул, словно само предположение о подобном показалось ему абсурдным, и ничего не ответил. И продолжил неторопливо скользить руками по моей спине, и платье подавалось, обнажая сперва плечи, затем лопатки. Я поймала себя на мысли, что сама не желаю ничего останавливать.
— Тогда... — наконец произнес он, наклонившись ближе, так что я почувствовала его дыхание на своей шее. — Я буду вынужден напомнить вам, почему вы сделали этот выбор.
Его вкрадчивый голос скользнул по моим нервам. На миг я закрыла глаза, ощущая, как его ладони легли на плечи и мягким движением потянули вниз тяжелую ткань. Платье упало к моим ногам ворохом шуршащего шелка и атласа. Я почувствовала прохладный воздух на коже, но от взгляда мужа мне стало жарко, словно в комнате внезапно загорелись десятки свечей.
Все внутри меня переворачивалось от сладкого нетерпения.
— Сдаюсь, Ваше сиятельство, — прошептала я, не узнавая собственный голос.
Георгий отступил на шаг, окинул меня безумно жадным, собственническим взглядом. Я почувствовала себя обнаженной, несмотря на корсет, нижнюю рубашку и юбку... Столько бесполезной одежды, от которой мне захотелось немедленно избавиться.
Князь по-прежнему не сводил с меня глаз, и в этом взгляде было столько всего, что у меня перехватило дыхание. Я подошла ближе, не отрывая взгляда от его лица, и пальцы сами собой потянулись к галстуку. Сколько раз я представляла этот момент. Как ослаблю этот узел, как расстегну пуговицы на высоком, наглухо закрытом воротнике его накрахмаленных рубах... Пожалуй, ту, которую я сниму с него сейчас, я нарочно скомкаю и закину в дальний угол.
Хотелось избавить и мужа, и себя саму от этой одежды, от ограничений и условностей, которые накладывало на нас общество. Хотелось увидеть Георгия настоящим: обнаженным, пьяным от страсти, возбужденным. Чтобы у него сбивалось дыхание, чтобы темнели глаза, чтобы в голосе звучало собственническое рычание, чтобы дрожала жилка на шее, чтобы на спине выступала испарина, чтобы натягивались тугими канатами мышцы...
— Варвара... — его голос прозвучал низко.
Я подняла на него глаза, не отпуская воротник рубашки. Галстук валялся где-то на полу, небрежно мной откинутый.
Лицо Георгия было так близко, что я могла рассмотреть каждую тень, отбрасываемую мягким светом свечей. В его глазах разгорался огонь.
— Что? — спросила я, на этот раз нарочито невинно, продолжая медленно расстегивать пуговицы рубашки. Точно так же, как он расстегивал крючки моего платья.
Князь чуть склонил голову, улыбнулся краешком губ. Его взгляд потемнел, как небо перед грозой, и заметила в нем странную смесь удивления и удовольствия. Его пальцы чуть сжались на моей талии, и я почувствовала, как все тело откликнулось на этот невинный, казалось бы, жест.
— Не останавливайся, — сказал он.
Как будто я собиралась! Пуговица за пуговицей, ткань открывалась под моими руками, обнажая линию его ключиц и горячую кожу.
Он резко, шумно втянул воздух, словно хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого он наклонился, обхватил мое лицо ладонями и провел пальцами по щекам, словно пытался запомнить каждую линию.
— Ты умеешь быть невыносимо соблазнительной, — пробормотал он, прежде чем его губы снова накрыли мои, уже не сдерживаясь.
Этот поцелуй был подобен водовороту, затягивающему нас обоих в вихрь эмоций. Я дрожала, но не от страха или холода — внутри меня все пылало, разгоралось от каждого его прикосновения, от каждой минуты, что мы были вместе.