Считаю своим долгом довести до сведения Рабоче-Крестьянского Правительства о геройских и самоотверженных боях славной дивизии.
Слава героям – красе и гордости нашего Социалистического Отечества!
Эти слова в полной мере относились к Чуйкову и личному составу полка, которым он командовал. Тогда же Чуйков официально был назначен командиром 40-го стрелкового полка.
А несколькими днями раньше, 4 мая, в жизни молодого командира произошло волнующее событие – коммунисты полка единогласно приняли его в члены Российской коммунистической партии (большевиков). До этого он состоял в группе сочувствующих. Тогда еще не было кандидатов в члены партии. В партию Чуйков вступал с открытым сердцем, полностью разделяя ее программу. Социальное положение крестьянина-середняка сформировали его взгляды, они полностью соответствовали тому, что провозглашала и осуществляла партия большевиков. Примечательно, что во время партийного собрания произошел такой эпизод. Председательствующий объявил:
– Поступило заявление о приеме в партию от Чуйкова Василия Ивановича…
Чуйков встал, вытянул руки по швам. Кто-то с удивлением произнес:
– А мы давно считали Чуйкова коммунистом…
– Спасибо, – растерянно ответил Чуйков своим боевым товарищам.
Что в Гражданскую войну, что в Великую Отечественную у коммуниста не было иных привилегий, кроме одной – первым идти в бой и последним из него выходить. «Коммунисты, вперед!» – этот лозунг звучал в сабельной атаке и идущей на врага красноармейской цепи… Полученный партийный билет теперь был всегда с Чуйковым: во время жарких боев, окружений, наступлений и отступлений. Красная книжица, которую он стал носить в левом нагрудном кармане гимнастерки, рядом с сердцем всегда ему напоминала о том, что его долг – личным примером, мужеством и отвагой поднимать боевой дух своих подчиненных, вести их на подвиг, вселять уверенность в победе. Через всю жизнь Чуйков высоко пронес звание коммуниста. До конца своих дней маршал очень гордился тем, что вступил в партию в тревожном для страны 1919 году.
В те же майские дни происходили и существенные перемены на фронте. За зиму колчаковские части значительно утратили свою былую мощь. В боях с Красной армией они потеряли много личного состава из числа солдат-добровольцев, а мобилизованные уральские и сибирские крестьяне не желали участвовать в братоубийственной войне. Они просто разбегались или сдавались в плен. В это же время Красная армия, восстановив свой численный перевес на Восточном фронте, а также перегруппировав силы, начала мощное контрнаступление. Главный удар по частям и соединениям Колчака был нанесен еще в конце апреля южной группой войск фронта под командованием талантливого военачальника М.В. Фрунзе – из района Бузулука через Белебей на Уфу. Были отбиты Бугуруслан, Бугульма, Белебей… Левое крыло армий Колчака было разгромлено. Это позволило Северной группе войск, 2-й армии, а в последующем 3-й подготовиться и перейти в решительное наступление.
Во второй половине мая пришел черед и 28-й дивизии и, в частности, 40-му полку Чуйкова. Накануне наступления начдив Азин издал приказ, в котором он обратился к бойцам дивизии разбить врага, вернуть утраченные во время отступления города и села:
Звездоносцы, боевые орлы 28-й стрелковой дивизии! За год существования нашей дивизии тернист, но славен путь борьбы пройден вами. Не одна лавровая ветвь вплетена вами в победный венец пролетарской Революции, – их много. Славные бои с чехословаками под Казанью, взятие Чистополя, Елабуги, Сарапула, Ижевска – вот те кроваво-красные рубины, которые вкраплены вашими руками в страницы боевой истории дивизии. Победным шествием, сплошным триумфом был для вас минувший год. Но ежедневные бои в тридцатиградусные морозы, тяжелые переходы по глубоким сугробам снега, физическая усталость и численный перевес противника сделали свое пагубное дело, и вы должны были отступать. С болью в сердце вы уходили из мест, купленных ценою крови наших дорогих товарищей; тяжел был путь отступления, но вы с честью вышли из-под ударов наймитов капитала, чтобы здесь, за рекой Вяткой, собраться с силами и вновь обрушиться на заклятого врага Великой Революции. Довольно отступления! Ни шагу назад! Революция призывает нас идти за рубеж Урала! Прочь усталость! Революция не знает отдыха. Наши ряды пополнены свежими бойцами, противнику нанесен первый удар, он дрогнул и, оторопев, шарахнулся назад. Там, впереди, где свирепствует власть монархиста Колчака, раздается стон наших братьев-бедняков, ждущих избавления от тирании буржуазии, терпеливо ожидающих вашего прихода. Вперед, на Колчака, не медля ни минуты! Вперед, не отставая от своих доблестных соседей. На вас надеется Советская Россия…
Этот приказ Чуйков лично зачитал перед строем полка у развернутого красного знамени, на котором было вышито – «Смерть Колчаку». Бойцы рвались в бой. За время предыдущих схваток с колчаковцами они получили хорошую закалку и приобрели необходимый опыт. И тем не менее в подразделениях полка были проведены тактические занятия. При подготовке к наступательным действиям Чуйков особое внимание уделил разведке, чтобы она стала, как говорится, глазами и ушами командира. По его распоряжению из бывалых солдат, умеющих стрелять без промаха и рубить шашкой без осечки, были сформированы команды пеших и конных разведчиков. В дальнейшем они сыграли важную роль в выполнении поставленных задач.
Все последующие дни и месяцы 40-й полк провел в жарких боях. Обе стороны бились отчаянно. Ничего удивительного в этом не было. Русские сражались с русскими до последнего патрона, до последней капли крови. Красные и белые сходились в атаках, как стаи грызущихся собак. Кололи друг друга штыками, вставали, падали… Сегодня у одних был штык крепче, завтра – у других. Не было штыков – в ход шли приклады… Все они дрались за одну и ту же страну, счастье, процветание и славу которой понимали по-разному. Вся Россия, корчась от нестерпимой боли, несла возложенный на нее судьбой тяжкий крест. Гнетущее горе было под каждой крышей, и почти в каждой семье – убитый или раненый на этой войне.
Вот как описывает подробности одного из многих братоубийственных боев Чуйков:
Вечером противник перешел в контратаку более значительными силами, чем утром. Было ясно, что он бросил в бой все свои силы, что наступил момент «кто кого». Я сразу же ввел в бой свой резерв – коммунистический батальон, а затем вместе с конными разведчиками помчался вперед.
Какие-либо сложные маневры проводить было некогда, да и не следовало. Просто крикнул:
– За мной! – и навстречу белогвардейцам.
Они прут оголтело. До них остается метров триста. Вижу, впереди идут офицеры и с ними, прямо передо мной, батюшка в рясе, с крестом. Ясно, раз батюшка пошел в атаку, значит, силы противника на исходе. Теперь вопрос «кто кого?» должен решиться в пользу тех, у кого крепче нервы. Оглянувшись назад, я увидел своих бойцов. Они шли уверенно, стройными цепями, как на параде. Без слов поняли: на психическую ответить психической. Сближались молча, без криков «ура!».
В этот момент я почувствовал сильный удар и резкую боль в левой руке. Подо мной рухнула лошадь. Я сразу понял, что лошадь убита, но, отчего так сильно жжет руку, до сознания еще не дошло. Ноги мои застряли в стременах, левая рука продолжала держать повод. Ко мне подъехал ординарец и соскочил с коня. Я уже успел выпутаться из стремян и, не говоря ни слова, вскочил на его коня. Обжигающей боли в руке как не бывало. Теперь во мне кипела бешеная ненависть.
Вскинув кверху револьвер, я что было силы крикнул:
– Ура!..
Красноармейцы подхватили. Теперь они бежали вперед во весь дух. По полю, нарастая и раскатываясь, гремело грозное «ура-а-а!».
Вражеская цепь разорвалась. Офицеры были или пристрелены, или подняты на штыки…
В этом бою Чуйков был ранен в левую руку. Но в горячке даже не почувствовал ни боли, ни потери крови. К счастью, пуля не задела кость. Его доставили в лазарет, где пролежал там почти трое суток. Однако надо знать характер нашего героя. Уже на третьи сутки, не выдержав постельного режима, Чуйков с перевязанной рукой вернулся в родной полк. По пути доложил о своем возвращении начдиву Азину. Тот обрадовался, крепко обнял Чуйкова, сказал:
– Молодец! И полк твой стал бронированным.
Чтобы