Впрочем, Миратиэль, горделивая служительница древних богов Аэльдар, сейчас же спустилась до уровня животного, пускающего от удовольствия слюни и сопли. Даже кричать не было сил у этой маленькой извращенки, ведь крик потонул бы в бульканье слюней.
Демон не жалел сил и всё больше вкладывался в действо. Пройдя целый час однообразного, но очень чувственного действа, демон наконец излил семя на тело эльфийки, что рухнуло без сил, как только руки инкуба отошли от её ягодиц.
Извивающееся в экстазе тело почувствовало отступающую безумную похоть и укатилось во мрак в полнейшем беспамятстве. Довольный молодой инкуб ощущал, как в его метафизическом желудке плещется вся выдранная из души эльфийки психическая сила и не мог не улыбаться. Впрочем, он не чувствовал себя удовлетворённым, он теперь чётко ощущал, что удовлетворённым ему не быть никогда во всей вечности, но откуда-то знал, что если сожрать эту маленькую, трепещущую в его, свойственным лишь нерождённым зрении, душу, то эта жажда отступит на сладкие минуты, но он решил повременить, более того, кажется, у него появился авантюрный план…
/// Спустя пару часов отвлечения на быт и очищения заляпанных в соках одежды и тела. Кабинет Матриарха Консэтис.///
Люпин в форме статного юноши на вид лет 18, одетый в слегка изменившуюся одежду, классическими брюками и пурпурную рубашку с узорами его бога, перемежающимися искусными картинами из едва видимого теснения, вошёл в покои госпожи этого поместья, вежливо постучавшись.
В молчании, разрываемым скрипами перьевой ручки по документам, сидела матриарх и что-то сбивала на бюрократических бумагах.
— Что? — не выдержав молчания и пристального взгляда фиолетовых глаз, первой инициировала беседу Консэтис.
— Позвольте узнать, кем была моя рабыня ранее?
— Жрицей при храме в одном из поселений эльфов около владений, что принадлежат нашему клану. У нас с ними война, длящаяся с моего прадеда, бывшего третьим главой дома. Я шестая глава, да будет тебе известно.
— В таком случае правильно ли я понимаю, что вражда с этой деревней у вас давняя, и вы были бы заинтересованы в том, чтобы устроить ряд проблем для этого поселения?
— Продолжай… — глаза древней дроу сузились до красных щёлочек, в которых заплетались искорки магии хаоса.
— Хм… — инкуб довольно улыбнулся и начал свой длинный монолог. — Есть у меня пара идей…
Спустя месяц инкуб выучил основные положения эльфов и дроу, был обучен примитивным магическим трюкам, что нисколько не были сравнимы с его естественными навыками демона, и был обучен основам клинкового боя от старого демона под стеной, и основам охоты, ведь его рабыня оказалась жрицей богини жизни, хотя и осквернённой, хотя и другого аспекта, но знала достаточно, чтобы хоть немного, но уметь ставить ловушки, разделывать туши и стрелять из лука.
Позже коварный план был введён в исполнение, спектакль с использованием ряда актёрских хитростей, ухищрений с ещё более сильной дрессурой Миры и продуманной легенды, подкреплённое ещё одним моментом.
— Выбирай, — Консэтис с жуткой улыбкой осмотрела клетку с тремя рабами детьми, что были пойманы, когда их обоих родителей прикончили в рейде, а сейчас они уже какой год были мало кому интересны, ведь дел было уже какой год невпроворот.
— Хм… Два совсем щуплых пацана, даже с какой-то крупицей магического дара, и третий, хмм… У него даже воля не сломлена, ты в курсе?
— Некогда, да и иногда в ритуалах нужны сопротивляющиеся жертвы, хоть мне такое и не нравится.
— Пошла ко всем чертям, старая сука! — тот самый третий, рослый пацан с ненавистью смотрел на матриарха и в некотором недоумении и нервозности постоянно соскальзывал взглядом на чем-то похожим на него то ли эльфийского, то ли полукровного подростка старших лет. У него не было того тёмного зрения, что было присуще обитателям ночи, поэтому он с трудом различал даже основные детали внешности в тусклом свету.
— Молчи, живой труп, тебя никто не спрашивал.
— А могу я всех трёх сожрать? Мне лишние силы не лишними будут.
— Нет, одного. Мне в скором времени нужно будет две беспамятные жертвы.
— Хмм, одного сожрать, двоих попугать, хорошо.
Дети, не понимая тёмного наречия, вжались в угол встав за спину парня, обняв друг друга, а последний несломленным ненавидящим взглядом прожигал лично Консэтис и лелеял надежды защитить своих соплеменников, хотя и сам был в позиции ничуть не лучшей.
Щёлкнул замок клетки, петли, не смазываемые годами, скрипнули, и в камеру зашёл инкуб. Лёгкая полуулыбка была на его лице и он всё прекрасно видел. Страх, прекрасное чувство, пропитывали эмоциональный фон двоих жертв и одной еды. Он облизнул губы, думая, как бы выдоить побольше эмоций из их душ.
Тот самый третий парень был похож на него до того, что даже цвет глаз и черты лица можно было спутать даже без подгонки тела под его образ. Слегка выбивалась мускулатура, она была явно больше, чем у среднего представителя его расы, и хотя для демона эти черты были скорее неприятны из-за некоторой грубости, он всё же готов был мириться с этим несовершенством какое-то время.
— Ну? Кто ты? Что тебе надо? Ты раб?
— Нет, я слуга госпожи. Ты нужен для одного дела, подойди.
— Х-хорошо.
Как только он подошёл ближе, я взял его за плечо и резко повернул к себе спиной. Слабость не позволила ему сопротивляться, и он не смог среагировать уже на следующий мой ход.
Треск плоти и костей заполнили клетку. Тело инкуба изменилось, психическая энергия, добытая из ежедневной разработки попки рабыни и соития с дочерьми дома, была достаточной для куда более радикальных и быстрых изменений тела. Сейчас он смог развить 6 плотных щупалец и два десятка мелких, но самое жуткое в его теле — это огромная пасть, уходящая неровным провалом вплоть до несуществующего желудка, что обрамлялась сотнями острейших кинжалообразных зубов.
— Что?! Эй к…
– *Хрусть*, — хрусть зубов, сомкнувшихся на спине, был поистине ужасен. Дитя пыталось сопротивляться изо всех сил, но парализация от яда была крайне надёжной, а ведь были ещё и щупальца, надёжно зафиксировавшие конечности и голову.
— Кхы… — спазмированная диафрагма умирающего вместилища души пыталась набрать воздух в проколотые зубами лёгкие, но спазм боли не давал контроля даже над внутренностями.
Люпин ощутил, как его зубы впились и в душу, и в тело ребёнка и уже начал