Аэродром в Авиле остался далеко позади, а впереди…
Мадрид. Столица, всё ещё удерживаемая республиканцами, город, за который шли бои с первого дня войны. И если этот самолёт направлялся именно туда… Хейно почувствовал, как пальцы сами ложатся на гашетку.
Другой бы он уже давно расстрелял. Никаких предупреждений, никаких раздумий — один залп, и пусть падает.
Но этот самолёт был окрашен в союзные цвета. Он на миг поколебался. И всё же вспомнил — у генерала был такой же. Это единственная мысль, которая остановила палец от нажатия. Хейно нахмурился ещё сильнее, принимая решение.
«Ладно, раз уж я тебя не сбил, давай посмотрим, что ты за птица.»
Плавно довернув, он заложил вираж, заходя в хвост странному самолётику.
«Дам предупредительную очередь, посмотрю, как себя поведёт пилот. Должен же он хотя бы попытаться уйти или подать какой-то знак.»
Но, к его удивлению, самолётик совсем не испугался.
Он не дёрнулся, не ушёл вниз, не рванул в сторону — вместо этого он неуловимо легко, просто выскользнул из прицела. Без всяких выкрутасов, без сложных манёвров — просто, но уверенно, как будто пилот заранее знал, куда пойдёт преследователь.
Хейно щёлкнул языком и раздражённо добавил газ. Хорошо, если не хочешь пугаться — тогда посмотрим, кто ты такой. Его машина резко набрала скорость, догоняя этот странный аппарат. Дело было плёвое — его «Хейнкель» намного быстрее.
Уродливый самолёт, как он его про себя уже окрестил, медленно тащился вперёд, словно и не подозревал, что рядом с ним в воздухе висит опасность.
Хейно резко сбросил газ, выходя на один уровень с кабиной. Теперь он мог разглядеть пилотов. То, что он увидел, заставило его на миг моргнуть.
Внутри сидело двое. Оборванцев.
Иначе назвать их было трудно. Потрёпанные комбинезоны, какие-то старые, помятые шлемы, общий вид — будто эти двое только что вылезли из полей и угнали этот самолёт из какого-то музея.
И самое странное — они ему радостно махали руками.
Будто встретили старого приятеля. Хейно поджал губы, соображая, какого чёрта.
И тут стрелок, сидящий сзади, широко ухмыльнулся, поднял руку и…
Показал ему средний палец!!! А следом загрохотала пулемётная очередь…
Вторая половина июня 1937 года. Небо между аэродромом Сото и Авилой.
Иван крутил головой в шлемофоне и очках в открытой кабине «ишака», внимательно всматриваясь в окружающее пространство. Закатное солнце било в глаза, заставляя щуриться, а чистое небо, казавшееся бездонным и бесконечно мирным, было в действительности полем боя, где враг мог появиться в любой момент.
Их пара И-16 шла позади и немного выше четырёх Р-5 с бомбами, которые, казалось, с трудом несли свою ношу. Они медленно, но упорно двигались к цели, словно не замечая собственной беспомощности перед любым нападением.
Иван с трудом сдерживал досаду. Он не любил летать в таком сопровождении. Штурмовики, особенно такие устаревшие, как эти «чайники», были хороши только против неподготовленного врага или беззащитных целей. Но если появятся истребители противника, этим самолётам не уйти. Единственная их надежда — прикрытие, но его у них сегодня почти не было.
Ещё утром он должен был лететь в другой группе, но в последний момент всё переиграли — почти все И-15 срочно отправили куда то на север, оставив Ивана с ведомым единственными, кто мог хоть как-то защитить медленные эр-пятые — «чайники».
Он чувствовал, как в груди нарастает глухое раздражение. Почему им оставили на попечение этих коров, зная, что на аэродроме противника появились новые истребители? Иван чуть сильнее сжал ручку управления, снова пробежал взглядом по горизонту. Пока что вокруг было спокойно, но это не успокаивало. Он хорошо знал это обманчивое чувство. Настоящая опасность всегда появляется внезапно, когда её меньше всего ждёшь.
Сегодня их целью был аэродром мятежников у Авилы. Совсем недавно туда прибыли новые немецкие самолёты — обтекаемые, даже элегантные и страшно быстрые.
Они пикировали с высоты, наносили точный удар и старались опять уйти в вертикаль. Сначала в отчётах просто писали — «скоростной моноплан», не зная, как их называть.
Тут Иван поморщился. Лёха Хренов, ухмыляясь, ляпнул: «мессеры», и надо же слово прилипло к ним намертво. Правда, потом выяснилось, это и правда «мессершмитты». Как только звучало это слово, у всех сжимался желудок, ладони начинали потеть, а взгляд сам начинал искать в небе серые силуэты.
Иван снова помрачнел, вспомнив Хренова. Он был ему благодарен. Очень благодарен. Хренов дал ему второй шанс, когда тот болтался, как ёлочная игрушка на ветках сосны, зацепившись парашютом. Иван поил бы его водкой хоть до конца жизни, но от этих мыслей становилось только хуже.
Ему перед глазами вновь вспыхнул образ — рыжие волосы, задорный, лёгкий смех, искрящиеся глаза цвета голубого моря.
Наденька.
Она казалась ему несбыточной мечтой. Она улыбалась ему, шутила, и он верил, что между ними что-то может быть. Пока не увидел, как она смотрела на Хренова. Нет, не специально… Просто так бывает. Злость поднялась где-то внутри, но он стиснул зубы и усилием вытеснил её из головы.
Сейчас не время. Сейчас нужно думать о своей работе.
Иван заставил себя сосредоточиться, снова посмотрел по сторонам, оценивая обстановку. Всё было спокойно. Чистое небо, ровный полёт, штурмовики, построившись какой-то «свиньёй», спокойно шли к цели, но тревожное ощущение никуда не исчезало.
Авила приближалась. До цели оставалось минут двадцать.
Вторая половина июня 1937 года. Небо между аэродромом Сото и Авилой.
Лёха заметил точку на горизонте ещё издалека. Она шла встречным курсом и несколько в стороне, но пока ещё была слишком далеко, чтобы можно было определить, кого им послала судьба.
— А вот этого нам сейчас только не хватало, — раздражённо плюнул Лёха.
Он инстинктивно попытался прижаться к земле, но вокруг было одно только плоское высокогорье. Поля, поля, бесконечные поля, почти без единого дерева или даже речушки. Ни складки рельефа, ни овражка — ничего, где можно было бы спрятаться.
Лёха снова выругался и всмотрелся вперёд. Похоже, их уже заметили.
Он рывком оглянулся назад и, не тратя времени на объяснения, заорал:
— Илья! Готовь пулемёт!
Ответа не последовало, но он услышал, как сзади завозился Илья, лязгая затвором пулемёта.
Точка стремительно приближалась. И вот уже становится ясно, что это… «Хенкель». Немецкий биплан. Он конечно прилично устарел, но для их игрушечного самолётика его было более чем достаточно.
Он быстро увеличивался в размерах, несясь прямо на них, явно намереваясь перехватить.
Лёха расстроенно сжал зубы, быстро прикидывая варианты.
Бежать — не вариант… Драться —