— Ты скучаешь по нему? — спрашивает мама. Как только догадалась?
— Не-а, — мотаю головой я и пытаюсь перевести тему. — Через этот двор не пойдём, там я один раз видела человека с двумя собаками на очень длинных поводках. Вот здесь свернём, это безопасная улица.
Мама послушно сворачивает, но с темы не сдвигается:
— А я скучаю. По своей привычке. Вот мы вроде бы постоянно ругались — но я всегда была… при деле, что ли. А теперь впереди столько праздничных дней, и что я буду делать? Меня пугает свободное время.
Вот я глупая! Мама ведь и не знает про спортсменов с площадки. «Скучаю» — она имела в виду отца.
— В любой непонятной ситуации — слушай новый плейлист! — делюсь я своей личной, выстраданной мудростью.
— Не могу я музыку слушать, когда в голове столько мыслей. Отвлекаюсь. Надо на чём-то сосредоточиться.
— Видеоигры? Или вот шарики — отличная игра. Чуть отвлеклась — всё, проиграла в момент.
— Но ты честно не скучаешь по отцу? Я не лишаю тебя общения с ним?
— Мам, ну ты чего? Мне сколько лет? Ничего ты меня не лишаешь.
— Но я просила тебя занести его номер в чёрный список…
— Ага, а я такая сразу послушалась. Ну, то есть я его занесла туда, потому что достал, но в любой момент вынесу обратно. Если захочу.
— Хорошо… Молодец… Будь непослушной девочкой. Думай своей головой, — кивает мама, и дальше мы идём молча.
В одном окне на втором этаже нет штор, и вся комната отлично видна. Вот ёлка в углу, вот диван, рядом стол. Можно населить эту комнату воображаемыми людьми. Или привидениями. Когда-то вся семья отравилась под Новый год несвежим салатом оливье и умерла. Но теперь каждое 31 декабря они возвращаются с того света, выгоняют из дома новых хозяев и садятся за стол.
На условно безопасной улице нам навстречу попадается не очень большая собака без поводка, но моя храбрая мама подходит к хозяину и говорит: «Пожалуйста, подержите животное за ошейник, пока мы не пройдём, а то мы боимся». Хозяин берёт собаку (а это всё же не карманный пёсик) на руки и нежно говорит: «Пойдём, малыш, тут злые люди!»
Интересно, что сказала бы мама хозяину Генриха, если бы оказалась в лесу вместе с нами?
Вот самое неприятное последствие того случая. Не чёрная дыра. И не воображаемая карта местности, испещрённая значками «осторожно, собака». А то, что в любой момент можно столкнуться с напоминанием о том, что я не такая, как все.
Мы продолжаем идти по проверенным, безопасным улицам. Но ощущение покоя и праздника ушло — я снова настороже, внимательно смотрю по сторонам, чтобы не пропустить собаку. Мама чувствует перемену моего настроения, и мы возвращаемся домой.
У дверей квартиры нас ждёт курьер.
— Почему трубку не берёте? — сердится он. — Сегодня куча заказов! Я уже собирался уезжать.
У мамы в телефоне стоит фильтр на все неизвестные номера, дозвониться могут лишь те, кого она занесла в белый список. Вот почему не мог дозвониться курьер.
— И уезжали бы, — с неприязнью разглядывая его, отвечает мама.
Но всё же берёт коробку, к которой прикреплена огромная новогодняя открытка с отпечатанной на принтере надписью: «Простите за всё. С Новым годом! Муж и отец».
— Так на похоронных венках пишут, — смеётся мама. — «Помним. Скорбим. Муж и отец».
В коробке ничего интересного. Конфеты с арахисом (мама не любит арахис!), душистое мыло, шампунь и гель для душа. А для меня — ободок на голову с фетровыми рогами.
Кажется, что над цветом обёртки и надписью на открытке отец думал дольше, чем над содержимым. Ну, правильно — люди увидят лишь то, что снаружи.
— Я олень! — говорю я и напяливаю ободок. — Now it's official.
— Ты олень, — смеётся мама. — А мне надо чаще мыться и есть больше конфет!
А потом наступает время настоящих подарков.
Новая микроволновка, привезённая дедушкой заранее, не такая модная, как кофеварка, но выбрана именно для нас, и по размеру как раз входит в угол, где стояла прежняя.
Мне достаются беспроводные наушники, уиии! Ну, а маме — сумка-тележка Тардис. Подходящих по размеру виниловых наклеек не нашлось. Поэтому я купила синюю сумку-тележку и расписала её акриловыми красками. Квадраты раскрасила синим и бирюзовым, окошки — жёлтым и белым, а надпись «Police box» не стала наносить. Потому что почерк у меня… ну, такой.
Но мама всё равно понимает, что это Тардис.
— Хорошо бы выучить её самостоятельно летать за продуктами, — замечает она.
В новогоднюю полночь мы делаем вид, что веселимся, и даже выходим на улицу жечь бенгальские огни. Но в основном смотрим фильмы из нашего списка.
Некоторые — из тех, что выбрала мама, — как специально сделаны, что хоть раз, да не удержишь слезу, вспоминая о своей несчастной любви. А если уж одна слеза прорвала плотину, то за ней вырвутся и остальные. Сидишь, как дура, пыришься на финальные титры и пытаешься незаметно вытереть мокрые щёки.
— Я думала, что к Новому году у нас всё наладится. И он найдёт способ извиниться, — говорит мама и тоже вытирает мокрые щёки. — Может быть, его надо к этому подтолкнуть? Мужчины — такие мужчины. Где я оставила телефон?
— На кухне вроде.
Если бы я знала номер Краша — после такого фильма тоже потянулась бы за телефоном. Хотя стоп — наш с Ли общий аккаунт так и не вычеркнули из тайной группы любителей спорта!
С кухни возвращается мама — без телефона. Она собирает со стола пустые японские тарелки и плошки: решила пока не звонить, а лучше навертеть нам ещё роллов.
А я заглядываю, просто заглядываю в тайную группу.
Первое, что вижу — капслок, много капслока, очень много капслока.
И слов тоже много.
Но если коротко — все переругались. Кто-то опоздал на заранее заказанный микроавтобус. И водитель сказал, что остальные либо платят за отсутствующего, либо никуда не едут. Услышав это, двое или трое отказались платить, потому что денег с собой у них не оказалось, а может, они в последний момент передумали и нашли подходящий повод соскочить. Этому посвящена отдельная тема — «Козлы и козлихи среди нас», но она скучная, я потом дочитаю комментарии.
Микроавтобус уехал пустой! Водитель проклял наших звёзд спорта и их группу поддержки страшным тройным проклятьем, так что одна там красивая, но впечатлительная старшеклассница тоже свалила домой.
Оставшиеся добирались до коттеджа своим ходом, чуть ли не на собачьих упряжках.
Краш теперь истерит капслоком — его девушка,