Боже, как же вкусно.
Она прошла вдоль всего длинного ряда кустов, от одного конца до другого, выбирая только полностью созревшие ягоды и постоянно следя за тем, чтобы не уколоться. Конечно, избежать всех шипов не удалось — на руках осталось несколько мелких царапин, но перчатки уберегли ее от настоящих неприятностей.
К концу дня небо прояснилось, и жаркое солнце засияло над головой. Дэнни и Меррик беседовали, продолжая работу. Адалин обернулась и увидела, как Меррик, присев на корточки, выкапывает из земли корень. Он поднял его, весь в грязи, и показал Дэнни. Мальчик с напряженным вниманием смотрел на него, ловя каждое слово, пока Меррик объяснял, что это за растение.
В этот момент Адалин поняла: Дэнни действительно сможет здесь прижиться. Меррик будет учить его, направлять, оберегать. Он сможет дать ему то, чего она сама не могла.
Эта мысль была горько-сладкой, но она знала — именно это нужно Дэнни. Все, что она делала с момента Раскола, было ради него. Они пришли сюда из-за него.
— А как мне вообще понять, что из этого сорняки? — спросил Дэнни. — Они же все зеленые!
Даже с нескольких ярдов Адалин заметила, как Меррик закатил глаза.
— Потому что они не похожи на то, что посажено в этом ряду. На самом деле, Даниэль, это не сложно, — сказал Меррик.
— То, что ты старше и у тебя больше житейского опыта, не делает меня тупым. Это просто значит, что я пока неопытен, — возразил Дэнни.
— Я не говорил, что ты тупой, но ты намеренно тупишь.
Посмеиваясь, Адалин отнесла ягоды к корзинам, которые Дэнни наполнил огурцами и кабачками, и поставила свою корзинку рядом с ними. Когда она наклонилась, чтобы поднять пустую корзину, острая, как нож для колки льда, боль пронзила ее виски. Боль пришла и прошла в одно мгновение, но этого времени было более чем достаточно, чтобы она остановилась, напрягшись всем телом. Она замерла на мгновение, ожидая следующей волны боли, но ничего не произошло.
Наверное, просто слишком резко наклонилась, — подумала она.
Как только ее напряжение ослабло, она схватила корзину, медленно выпрямилась и направилась к помидорам.
Дэнни вскочил на ноги и поспешил к ней, нахмурив брови. Он протянул руки, как будто хотел забрать у нее корзину.
— Почему бы тебе не сделать перерыв, Адди?
Она отодвинула корзину подальше от него.
— Со мной все в порядке, Дэнни. Я хочу помочь. Я не хочу сидеть сложа руки и быть бесполезной.
— Ты не бесполезна, Адди, ты больна.
— Я в порядке. Правда. Прошло несколько дней с тех пор, как у меня болела голова или вообще были какие-либо симптомы, — она взглянула на Меррика.
Он смотрел на нее с непонятным выражением лица, его глаза были затуманены. В чертах его лица было что-то почти виноватое; она не могла понять, почему, не была уверена, что это не только ее воображение.
— Сделай перерыв, Адалин, — наконец сказал Меррик. В его голосе послышались нотки напряжения. — Ты тоже, Даниэль. В одной из пустых корзин есть немного воды. Вы оба много работали, и сегодня жаркое утро.
Хотя она знала, что Меррик прав, она не могла избавиться от ощущения, что он объявил перерыв только из-за нее. То, что Дэнни тоже остановился, было способом смягчить удар. Меррик беспрерывно выпалывал сорняки с тех пор, как они вошли в сад, — а казалось, что прошло несколько часов, — и за все это время она не видела, чтобы он останавливался или замедлялся.
Адалин и Дэнни сидели на каменной скамье в тени грушевого дерева. Как только Адалин позволила себе расслабиться, каждый ее мускул запротестовал. Чем дольше она оставалась неподвижной, тем больнее ощущалось ее тело. Это было чудесно. Она так давно не заставляла себя так напрягаться — по крайней мере, не по собственному выбору — и забыла, что такое хорошая тренировка. Влажность пота на ее коже, огонь в мышцах и бешеное биение сердца были еще приятнее, потому что она выбрала работать, вносить свой вклад. Необходимость бежать или бороться за свою жизнь была совершенно другим опытом — тем, без которого она предпочла бы обойтись.
Пока они с Дэнни отдыхали — вытирали пот с лиц, пили воду из бутылок и грызли кусочки своего урожая, — Адалин поймала себя на том, что наблюдает за Мерриком.
Он не был одет как человек, работающий в саду — на нем были черные брюки и белая рубашка на пуговицах с рукавами, закатанными чуть выше локтей. Его волосы были собраны сзади в конский хвост, свободные пряди падали на лицо. Однако самым странным было то, что, несмотря на пятна грязи на его одежде и высокие резиновые сапоги на ногах, ему подходил этот наряд. Он выглядел полным достоинства.
Ее взгляд скользнул по его сильным предплечьям; упругие мышцы играли под кожей, когда он работал.
Он очень хорошо смотрелся.
Дэнни толкнул ее локтем. Это застало ее настолько врасплох, что она чуть не свалилась со скамейки в грязь, и остановилась, только вытянув ноги и упершись пятками в землю.
Восстановив равновесие, Адалин повернула голову и свирепо посмотрела на него.
— Что за черт, Дэнни?
— Ты пялишься.
Жар, совершенно не связанный с солнцем, залил ее щеки.
— И?
Брови Дэнни удивленно приподнялись.
— Ты не собираешься это отрицать?
— Нет. А должна?
— Ну, да.
— Почему? — спросила она.
Дэнни пожал плечами.
— Я не знаю, потому что ты моя сестра, и мне не нужно видеть, как ты пялишься на парней, — он бросил быстрый взгляд на Меррика. — Я видел, как и он тебя разглядывал. Вам, ребята, нужно, по крайней мере, научиться относиться к этому деликатно.
— Мы взрослые люди, Дэнни, — она подняла бутылку с водой и сделала еще глоток.
Меррик не давил на нее больше с тех пор, как они поцеловались в бальном зале. Он предоставил ей возможность принять решение. Но даже если бы он ничего не сказал прямо, он не перестал флиртовать с ней, не перестал смотреть на нее с нескрываемым желанием в глазах — так же, как она смотрела на него, когда думала, что он не смотрит.
Ночи Адалин становились все мучительнее. Она лежала в постели, снова и снова прокручивая в голове их поцелуй, представляя, что все заходит гораздо дальше. С каждым днем сопротивляться ему становилось все труднее.
Он был таким… очаровательным, когда хотел. А наблюдать за тем, как он взаимодействует с Дэнни…
— Разве он не… старый? — спросил Дэнни.
Адалин не смогла сдержать смех и чуть не поперхнулась водой. Сглотнув, она вытерла губы тыльной