Адалин удивленно округлила глаза и быстро покачала головой.
— Нет. Мы с Дэнни уже много месяцев одни. Когда все началось, мы вырвались из города как можно скорее. Таких, как мы, было много. Сначала мы держались в группах, но со временем… когда припасы начали заканчиваться, а из тьмы стали вылезать все более страшные существа… люди начали терять человеческий облик. Стали жестокими. Отчаянными. Последняя группа, с которой мы были, закончилась катастрофой. Пара мужчин поссорилась из-за еды, и все переросло в стрельбу. Трое погибли, многие были ранены. А потом, когда мертвые восстали… стало еще хуже. Мы собрали все, что смогли унести, и ушли. С тех пор я избегаю больших городов, езжу только по проселочным дорогам и стараюсь держаться подальше от людей.
Такова уж суть человеческой природы — даже перед лицом ужаса и гибели, люди не могут перестать враждовать. И хотя история Адалин не удивила Меррика, он все равно почувствовал нечто. Он ощутил груз, лежащий на ее плечах, ее страх, ее печаль, ее изнеможение — ее боль.
Но он почувствовал и другое. Силу. Упорство. Защитный инстинкт. Несмотря на болезнь, она сумела провести себя и брата сквозь кошмар.
Меррик хоть немного, но понимал, что значит быть смертным. Понимал, через что ей пришлось пройти. И восхищался тем, что она выстояла.
Он гордился ею.
— Сколько вы уже одни? — тихо спросил он.
Адалин опустила взгляд и, слегка задумавшись, начала водить пальцем по столу, гоняя крошку по кругу.
— Сто три дня.
С той легкостью, с которой она назвала эту цифру, было ясно — она ведет точный счет.
Возможно, потому что знает, что времени у нее осталось немного.
Меррику хотелось протянуть к ней руку, утешить ее, но даже если бы она этого хотела — а это было маловероятно — он не знал, что сказать или как себя повести.
Дэнни широко зевнул, громко и затянуто.
Адалин взглянула на брата, потом — на почти пустую тарелку перед собой. Она выглядела удивленной, будто не заметила, сколько съела, пока говорила.
Ее взгляд вернулся к Меррику.
— Спасибо. За еду… и за то, что позволил остаться на ночь. Мы можем вернуться в… гостиную? Обещаю, по пути ничего не сломаем.
Если им предстояло остаться, это был самый безопасный вариант: помещение в центре дома, минимум мебели и хрупких вещей, рядом с входной дверью — удобно будет выгнать их утром. Но Адалин выглядела изможденной, измученной, до предела уставшей. Он не мог заставить ее спать на диване — подушки были жесткими, подлокотники — твердыми, а кресла — неудобными. Комната была хороша для приема гостей, но не для сна.
— Я провожу вас в спальню, — сказал Меррик после небольшой паузы.
Глаза Адалин округлились.
— Спальню?
— Хочешь сказать, мы будем спать в настоящей кровати?! — удивленно воскликнул Дэнни.
Меррик положил ладони на стол и неторопливо поднялся.
— Да. Комната. С кроватью. Это ведь и подразумевается под словом «спальня», не так ли?
Смущение на лице Адалин не исчезло.
— Но я думала…
— Я стараюсь быть хорошим хозяином, — сказал он. — Сегодня вы мои гости. И, соответственно, получатели моей доброй воли.
Он шагнул в сторону и протянул руку ладонью вверх, предлагая ей принять его помощь. Кожа словно затаила дыхание в ожидании прикосновения.
— Примешь предложение? Или мне нужно снова стать снисходительным ублюдком, чтобы ты хоть на миг задумалась?
Адалин снова покраснела, смущенно улыбнулась, но все же вложила свою руку в его.
— Ну… вообще-то ты уже им был.
По его руке прошла острая волна, мурашками пробежав по коже. Он едва сдержал дрожь. Ощущение прокатилось до живота, где вспыхнуло маленькое пламя.
— Был?
Она слегка улыбнулась, один уголок губ поднялся чуть выше другого. Ее темные глаза, даже при тусклом освещении, светились теплом и озорством.
— Кажется, твои социальные навыки уже идут на поправку.
— В таком случае, мне стоит позаботиться о том, чтобы выгнать вас с первыми лучами солнца, — сказал он, позволив себе легкую улыбку, — пока твое влияние не зашло слишком далеко.
— Ты флиртуешь с моей сестрой? — спросил Дэнни, стоявший рядом с Меррик.
Адалин резко повернула голову к брату и быстро выдернула свою руку из руки Меррик.
— Дэнни!
Меррик сжал пальцы в кулак, как будто это могло смягчить его внезапное чувство пустоты, и опустил руку.
— Даниэль, знаешь поговорку «Детей должно быть видно, а не слышно»?
— Нет. А тебе знакома поговорка «чувак, не будь мудаком»?
Адалин сжала губы в тонкую линию и закрыла лицо рукой.
— Дэнни…
— Что? Разве чувак и мудак не одно и то же? Ты уже называла его мудаком!
— Значит, молодой мистер Даниэль сегодня будет спать на лужайке? — спросил Меррик.
— Да ладно тебе! Почему это нормально для нее говорить такие вещи, но не для меня? — требовательно спросил Дэнни. — Это потому что ты флиртуешь, не так ли?
Изо всех сил стараясь подавить раздражение, Меррик откашлялся. Ему не нужно было ни перед кем отчитываться, особенно перед человеческим подростком — хотя это не помогало, если быть честным с самим собой, он должен был признать, что мальчик был прав.
— Если хотите, я покажу вам комнату.
— Пожалуйста, — ответила Адалин, — пока он не сказал что-нибудь еще, и уже я не заставила его спать снаружи.
Глава Четвертая
Адалин лежала в постели, уставившись в темный потолок, и, несмотря на усталость, сна не было ни в одном глазу. Сон манил ее, словно зовущий голос, но через тело текла странная энергия, не дававшая ей расслабиться и погрузиться в дрему.
Это было неприятное ощущение. У нее была крыша над головой, вкусная еда в животе, и впервые с момента Раскола она чувствовала себя в полной безопасности. Все, чего ей так не хватало, наконец было рядом — и все же покой не приходил.
Рядом тихо посапывал Дэнни. Он уснул, едва коснувшись подушки. Адалин признавалась себе, что завидует его способности так быстро отключаться, но была искренне рада — он в безопасности и крепко спит. Она была благодарна Меррику за то, что тот позволил им остаться, пусть даже всего на одну ночь.
Меррик.
Она не могла выбросить его из головы. Мысли снова и снова возвращались к тому моменту, когда они соприкоснулись. Общение с ним напоминало поездку на разваливающихся американских горках — захватывающе, пугающе и непредсказуемо. Она не знала, как к нему относиться. Его первое впечатление — пусть