Объединенные гастрономическим возбуждением, мы отдали должное блюдам и расслабленной болтовне. Обсуждали детство, студенческие годы, неудобную одежду. Освальд расслабил галстук, а Найджел пробормотал, что с удовольствием сейчас сидел бы в одной сорочке. Винсента на это рассмеялась и продемонстрировала туго зашнурованный корсет, а я добавила, что в белом платье приходится есть как птичка, чтобы ненароком его не испачкать.
– На такой случай есть нагрудники, – возразил Элиот, и сию минуту служанки повязали каждому из нас темно-синие салфетки с вышитой золотом эмблемой Лиги Компаса. Теперь есть стало так удобно, что я и не заметила, как закончились перемены горячих блюд, на фарфоре заалели раскрытые гранаты, а свет люстр мягко отразился в нефритовых боках виноградин и заиграл в хрустальных розетках с малиновым муссом. Элиот наклонился и шепнул мне, что скоро пойдем фотографироваться. В его руке блеснула коробочка. Интуиция подсказывала мне, что там, должно быть, брошь, но сердце против воли замирало в предвкушении иного подарка…
В левом крыле зала, у стены с позолоченной лепниной, картинами и вазами, стояли два фотоаппарата и низкий диван, который лакеи тут же убрали. Мы с Винсентой первыми встали перед камерой и принялись дурачиться: корчили рожицы, приподнимали юбки, изображали томных дев с картин Джона Уильяма Говарда. То и дело сверкала вспышка, и Элиот, выныривая из-под черной мантии фотокамеры, заверял, что получилось отлично. Мужчины тоже сделали общий портрет – торжественный, даже пафосный: в торжественных синих костюмах, с брошами Лиги Компаса на лацканах, они надменно и серьезно смотрели в камеру.
– Ну вы хоть улыбнитесь, что ли, – дразнила их Винсента.
– Капитаны не улыбаются, – с наигранной суровостью проговорил Найджел. – Ладно, шучу. Улыбаются, конечно же.
Освальд рядом с ним прикрыл глаза и поджал губы, чтобы не рассмеяться. Позади еле сдерживали улыбку Келси, Валентин и Элиот. Глядя на их светлые лица, сразу становилось понятно: это и есть благородство, которое проносится через века.
Похожие, как братья, они всё же были разными. Валентин, намного выше Элиота и Келси, будто нарочно сутулился, чтобы над ними не возвышаться – или чтобы не выделяться. Впрочем, Келси лишь немного уступал ему в росте, восполняя эту разницу атлетическими плечами. Элиот был чуть ниже Валентина и уступал Келси комплекцией, но благородная выправка делала его фигуру чарующей. А когда он вытянул из небрежного пучка белую палочку и волосы плавной волной легли ему на плечо – все, кроме него, для меня померкли. В сочетании мягкости и суровости, утонченности и мужественности ему не было равных.
После новой вспышки в кадре остались только Келси и Валентин. Как только Элиот встал за аппарат, они шагнули к центру, но остались в таких же статичных позах, строго глядя в камеру.
– Сделали бы хоть что-нибудь, – пробормотал Элиот.
– Просто сфотографируй нас, и все, – неохотно отозвался Валентин.
Элиот посмотрел на них озадаченно:
– Келси, ты что, так и снимался? У тебя на лице соус.
– У меня? Где?
Валентин нахмурился и стал всматриваться в лицо Келси; Келси в ужасе прикрыл рот ладонью. Полыхнула вспышка, раздался довольный смех Элиота. А спустя секунду, когда сиреневый дым развеялся, мы увидели, как его испепеляют две пары возмущенных глаз.
– Ничего, мы еще отыграемся, – пригрозил Келси, когда их сменили Найджел с Винсентой.
Ос двинулся за ними хвостиком, поглаживая сидящего на руках Алексиса, и чуть не врезался в Найджела, когда тот остановился и виновато пробормотал:
– Ос, мы хотели сделать фото вдвоем.
– Да и я хотел вдвоем, но ведь Леша не помешает?
Найджел красноречиво кивнул на Винни. Ос оторопело приоткрыл рот и сделал шаг назад.
– Ты! Как ты мог отречься от философской жизни ради женщины?.. – С театральным огорчением он повернулся к нам и под общий смех вышел из кадра.
Пока Ос пытался поймать Алексиса – тот прятался то под столом, то под диваном, – Найджел и Винни фотографировались с плюшевыми котятами, которых подарили друг другу: у Винсенты был серенький, как Алексис, а у Найджела – бело-рыжий, чуть побольше и посмешнее. Затем я забрала у них игрушки, и они взялись за руки. Покружились, как в танце. Взглянули друг на друга. Поцеловались. Застыли в объятии. А после встали как молодожены: Найджел позади Винсенты, его ладони – на ее животе.
– Нет, давай по-другому. А то мы как будто ждем ребенка, – убрала его руки Винни.
– Да я после такого ужина вообще как будто троих уже жду. – Найджел рассмеялся.
Элиот предложил поставить стул, чтобы Найджел сел, а Винсента встала рядом и положила руку ему на плечо. Они замерли в этой позе, и снимок вышел эффектным и характерным. После этого их сменил Ос: он прижал к щеке Алексиса и выдавил вежливую улыбку.
Когда облако дыма рассеялось, он хотел было уйти, но Винсента с Найджелом с двух сторон подхватили его под локти и вернули. Он удивленно глянул на них и закачал головой – мол, не надо, – но они достали своих плюшевых котят и прижали их к щекам, как Ос прижимал Алексиса. Втроем они столько времени провели перед аппаратом, что в итоге Элиоту пришлось выглянуть из-под мантии и показать им руками крест.
После этого он предложил мне руку и подвел к стене, служившей фоном для всех фотографий. Он пригладил лацканы пиджака, откинул волосы назад, потом поправил мою прическу. Обошел меня кругом, красиво раскладывая подол, шлейф и рукава, затем достал из внутреннего кармана пиджака плоскую коробочку, открыл – и в ней сверкнул окрыленный серебряный штурвал. Он закрепил его в центре моего колье и приподнял мне подбородок.
– Теперь тебя никто не тронет. А если попробуют – мы сделаем все, чтобы они сильно пожалели, – проговорил шепотом Элиот. И добавил, улыбаясь: – Носи с гордостью, моя дорогая.
– Ну, поцелуйтесь еще, – проворчал Келси за камерой.
Элиот ехидно улыбнулся:
– Любой каприз. – И, раскрыв перед нашими лицами взявшийся из ниоткуда, как по волшебству, веер, он подхватил меня за талию и прильнул к моим губам. Затрещала вспышка, Элиот отстранился, сложил веер и снова улыбнулся.
– Ты должен мне сотню. – Валентин хлопнул Келси по плечу и рассмеялся.
Было так радостно и странно видеть на его лице улыбку и слышать его смех.
Потом мы сделали общий портрет: лакеи вернули к стене диван, мы с Винни сели, Освальд и Найджел опустились на подлокотники по обе стороны от нас. Элиот, Валентин и Келси встали сзади, и теплая рука любимого легла на мое плечо. Место за аппаратом занял камердинер Жак. Он немного скорректировал наши позы, а потом на счет три нажал на затвор, и вспыхнул магний.
Время как будто замедлилось. Я вспомнила все ночи, когда, лежа дома в постели, плакала от страшного ощущения, что дома у меня нет. Как пряталась под столом, сжимая разламывающуюся от боли голову, а никому не было дела. Я была за бортом, тонула в темной воде, совсем одна, и солнце не касалось моей кожи.
Но потом тень, в которой я замерзала, стала благой тенью могучих кораблей, что защищали меня от врагов. Эти корабли – люди, организация, которая незримо держала линию защиты, даже когда я еще не знала об этом.
– О чем задумались? – послышалось у меня над головой, и все посветлело.
Винсента и Найджел уже кружились в танце. Освальд гладил Алексиса и наблюдал, как Келси с Элиотом, держа в руках по бокалу, с серьезным видом рассматривают завернутые в белые полотенца бутылки вина. Перед глазами проплыла ладонь. Надо мной стоял Валентин, озадаченно меня разглядывая.
– Вы здесь?
– Ах, простите, ускользнула на секунду в Компас. – Я встала и поправила платье. – Теперь здесь.
Мои слова вызвали у него теплую улыбку. Он протянул мне руку:
– Ну, теперь вы и впрямь Капитан.
– А может, Капитанесса? – улыбнулась я, отвечая на его пожатие.
Живо обсуждая новую статью о деле сестер Мартен, мы с ним присоединились к дегустации вин. Келси вальяжно передал нетронутый хрустальный