Его преследовали воспоминания о том, как он поцеловал ее там, у реки. Волнующая близость ее тела — совсем рядом, как никогда раньше. Сандро любил в ней все, особенно то, как она к нему относилась. Когда все узнали о том, как он умен, с ним стали обращаться иначе — к добру ли, к худу ли. Учителя его обожали, но одноклассники считали чудаковатым. Элизабетта не делала ни того ни другого. Сандро с самого начала нравился ей таким, как есть, поэтому с ней он мог оставаться собой.
Сандро посмотрел в окно. Симоне обосновались в одном из домов, что выстроились вдоль элегантной Пьяцца Маттеи на севере гетто. Их квартира располагалась на третьем этаже по диагонали от изысканного Палаццо Костагути, так что Сандро мог видеть в окно своих соседей. Джованни Ротоли делал за столом домашнюю работу, а этажом ниже Нардуно — пожилая пара — читали газету. По вечерам в гетто обычно стояла тишина, которую нарушало лишь журчание воды в Fontana delle Tartarughe — Фонтане черепах.
Сандро нравилось жить в гетто — древнейшей еврейской общине в западном мире. Община была основана почти две тысячи лет назад, когда Иерусалим покорился императору Титу, который разграбил Храм Господень и забрал евреев в Рим — в рабство.
В честь взятия Иерусалима рядом с Римским форумом была возведена Триумфальная арка Тита: гои считали ее грандиозной, а многие евреи — символом рабства. В 1555 году построили гетто, и папа Павел IV приказал окружить этот район стенами с воротами, запираемыми на ночь, и охраной, за которую община должна была платить.
В то время в Риме проживали тысячи евреев: всех их обязали носить желтые символы на одежде и жить в гетто, где было приблизительно сто тридцать домов, занимавших несколько городских кварталов; они покрывали менее трех гектаров, или семи акров[22]. Этот район считался самым неблагоприятным в Риме: он находился в низине, которую каждую зиму затапливал Тибр, неся с собой малярию и прочие болезни. Узкие и темные улицы гетто пропускали недостаточно света и воздуха. У ворот были построены церкви, и евреи были обязаны посещать проповеди, где их убеждали обращаться в христианство.
В 1870 году Рим вошел в состав объединенного государства Италия, и в 1888 году стены гетто снесли, а евреям разрешили его покидать. Гетто очистили, а вдоль берегов Тибра возвели насыпь, чтобы предотвратить наводнения. В 1904 году была освящена великолепная Большая синагога — Tempio Maggiore — с квадратным куполом, выделявшим храм из сотен храмов с круглыми куполами. Поговаривали, что синагога была спроектирована как самое высокое здание в Риме, — ведь базилика Святого Петра находилась в Ватикане; синагога стала духовным домом общины. Многие римские евреи по-прежнему обитали в гетто, хотя те, у кого имелись средства, предпочли переехать. Дом Сандро принадлежал роду его отца на протяжении многих поколений, так что Симоне никогда и не помышляли о переезде, однако семейство жило гораздо лучше соседей.
Мысли Сандро оборвал спор, доносящийся с кухни: препирались мать и его сестра, Роза. Отец, Массимо, был у себя в кабинете; Сандро слышал, как он прикрыл дверь. Роза служила переводчицей в британском посольстве и умела спорить на пяти языках. Сестра внезапно вылетела из кухни, на бегу приглаживая блестящие темные волосы. Она была красавицей — с выразительными карими глазами, прямым носом и губами, что казались очень пухлыми, особенно когда Роза красила их помадой. Она была на десять лет старше Сандро и всегда одевалась по моде: сегодня она надела синий костюм с тонким пояском.
Роза огорченно посмотрела на младшего брата, сидевшего за столом.
— Она меня с ума сводит!
— Что стряслось?
— Я хочу уехать в Лондон. — Роза подошла к столу и села. — У меня отпуск, тратить я буду свои деньги, но она мне все равно запрещает. Я уже взрослая и могу сама решать!
— Если взрослая, зачем спрашиваешь разрешения?
Роза помедлила в нерешительности.
— Если я уеду, она разозлится.
— Она успокоится. В итоге вы всегда миритесь.
— Может, ты и прав.
— Я знаю, что я прав.
Роза посмотрела на его тетрадь.
— Над чем трудишься? Я это пойму?
— Нет. — Сандро стало любопытно: может быть, Роза посоветует что-то насчет Элизабетты. — Если честно, то я почти ничего не успеваю. Я влюбился.
— Ты еще мал влюбляться!
— А ты слишком взрослая, чтобы отпрашиваться у мамы.
Роза засмеялась:
— Но ты такой серьезный. Не похож на счастливого влюбленного.
— Что может быть серьезнее любви? — Сандро не стал добавлять, что Элизабетта — девушка, к которой следует относиться серьезно. Вряд ли сестра его поймет, ведь цинизм — ее конек.
— Ладно, ну и в кого же ты влюбился?
— В Элизабетту. — Сандро нравилось произносить ее имя.
— Да вы с ней и с Марко как три мушкетера. Ты обращаешься с ней как с одним из мальчишек. — Роза посмотрела на него как на помешанного. — Думаешь, женщинам такое нравится, гений?
Сандро сомневался, что кто-то вообще был гением в отношении женщин, кроме разве что Марко.
— Так что скажешь? Дашь совет?
— Конечно. — Роза подалась ближе. — Начни вот с чего: похвали ее прическу или платье, скажи, что она красивая. Так ты заложишь фундамент, и она будет к тебе более благосклонна. Только не говори все сразу. Растяни на несколько дней. Пусть любовь сама все сделает.
— Говоришь так, будто это какая-то магия.
— Ну, в каком-то смысле так и есть. И подари ей что-нибудь. Что ей нравится?
— Читать газеты.
— Я о другом — более романтичном, цветы например.
— Книги — это еще как романтично. Она любит читать.
Роза закатила глаза:
— Ладно, книгу. А потом, когда ты все это сделаешь, скажи ей, что любишь, и поцелуй.
Сандро не знал, что сначала нужно что-то дарить, а уж потом — целовать. Очевидно, существовали какие-то правила, как в математике, и он нарушил порядок действий. Сандро чувствовал себя глупо, и это ощущение ему не нравилось.
— А вдруг я останусь для нее только другом?
— Не теряй надежды. Твои чувства изменились, может быть, и ее чувства тоже.
— А если ей нравится кто-то другой?
Роза тепло улыбнулась:
— Это невозможно. Разве есть кто-то лучше тебя?
— Марко.
— О нет. — Улыбка Розы увяла. — Марко она тоже нравится?
— Марко лучше меня, да?
Роза расхохоталась.
— Нет, я пошутила!
— Правда?
— Правда.
Сандро ей не поверил, но расспрашивать перестал.
Глава четвертая
Марко, май 1937
Марко ехал на велосипеде позади своего брата Альдо, который поворачивал на набережную Тибра; вечер выдался прохладный. Проспект был забит машинами, и Марко не понимал, зачем брат вырвался вперед. Они