– Ладно, – махнул рукой Август.
– Нет, вы должны простить меня, ибо я не знаю, будет ли у меня когда-нибудь иной шанс покаяться.
Олафу приходилось немного быстрее перебирать ногами, чтобы поспевать за Августом, тот даже немного замедлился.
– Бросьте ваши дурные мысли, господин Берг.
– Нет-нет, если ваши слова хотя бы отчасти хранят в себе правду, боюсь, мы обречены.
Теперь-то Август понял, с каким настроем люди пошли за ним. Еще больший груз ответственности прижал его к земле. Люди шептались, передавая друг другу суеверные страхи. Он огляделся и заметил, как многие следят за ним исподлобья, словно и он сам, Август Морган, был посланником ада, с которым пошли на сделку ради спасения детей.
– Вы думаете, я веду вас на смерть? – тихо спросил он. – Вы думаете, я собираюсь обменять ваши жизни на детей?
Последняя часть фразы получилась чуть громче и моментально разлетелась среди людей. Август с запозданием понял, что лучше избегать озвучивать свои мысли, ведь любая людская толпа имеет уникальную способность коверкать услышанное до безобразия.
– Ни в коем случае, – попытался оправдаться Олаф, – просто поймите, люди готовы на все ради своих детей. Так что многие уже приняли для себя нелегкое решение. Так что?
– Даю слово, у вас еще будет возможность извиниться.
– И все же? – Олаф Берг не желал успокаиваться.
– Хорошо, я не держу на вас зла.
– Спасибо. – Судья замедлился и поравнялся со своей супругой, что шла не поднимая головы.
Август брел, погруженный в сомнения. Неужели он совершил еще одну ошибку, как и с детьми? Не довериться ли своему отчаянию и слепой вере в то, что можно исправить ситуацию? Люди шли за ним только потому, что были на грани отчаяния. В таком состоянии они могли бы ухватиться за любую, даже самую безумную идею.
После того как путники смогли достичь каменной тропы, покрытой тонким слоем снега, под их ногами заскользила земля, усложняя путь. Чем ближе они подходили к замку, тем сильнее нарастал шепот в голове Августа.
– Остановись, – хрипло звучал Грим в его сознании, – ты погубишь их всех!
Все его нутро, все его окружение противилось этому решению. Хотелось бы именно сейчас закрыться от мира и спастись на золотых берегах, лелея себя в теплых воспоминаниях. Однако вопреки здравому смыслу и страху за жизнь Август продолжал следовать намеченному пути.
На болотах, среди мрачных сосновых стволов, ему на миг почудился знакомый силуэт. Сквозь ветви и туман он разглядел Ивара Торсона. Тухлая стоячая вода впиталась в его плоть. Ее остатки стекали с гниющих рук. Густые комки черной тины покрывали его тело, а через рваную кожу проступали мертвые мышцы. Вместо глаз зияли пустые темные впадины, в которых копошились пиявки и скопилась мутная болотная жидкость.
– Вернись, – хрипел Ивар.
Но то было наваждение, посланное Гримом. Неужто даже бессмертный дух был против его решения?
– Ты что, боишься? – обратился он к Гриму, но не получил ответа. В ту же секунду призрак Ивара растворился в тенях.
– Я не поверну!
Оба боялись.
Наконец, когда солнце окончательно село и ночь окружила их крепким морозным воздухом, они дошли до руин замка. Многие из людей позакрывали свои рты платками или рукой, стараясь держаться от него подальше. Чтобы не добавлять жителям новых переживаний, замок решили обойти по дуге.
Лес стал ощутимо плотнее, словно сама природа противилась их продвижению. Ветви деревьев опустились ниже, мешая идти, а тропа постепенно сужалась и вилась вверх, скрываясь за холмами. Со стороны гор дул пронизывающий ветер, от которого огонь факелов трепыхался и клонился набок.
– Осталось немного, – выкрикнул Лейф, указывая рукой на темные горы.
Воздух наполнил тяжелый протяжный гул, рожденный десятками луров. Этот глубокий резонирующий звук напоминал собой военный зов армии викингов, что пришли осаждать горную крепость. Гул заполнил лес, прокатился через деревья и отозвался в холмах. Земля вздрогнула, откликаясь на этот звук, с деревьев взлетели встревоженные птицы.
– Надеюсь, поможет, – пробубнил Август и начал подъем.
9
– Гора, – прохрипел человек в черных одеждах, его голос утонул в тишине, нарушаемой только завывающим ветром.
По краям его широкополой шляпы блестели кристаллы льда в лучах бледного рассветного солнца. Зима пришла рано в эти земли, обрушившись на них неожиданным холодом.
Преодолев последний холм, из-за которого уже виднелись горы, он замедлил шаг, позволяя детям скрыться в глубокой расщелине. Там наверняка под покровом гор и тумана скрывалось то, что он так долго искал.
– Славное место. – Фраза вышла как хрип.
Выждав немного, человек двинулся следом за детьми, осторожно вступая в темную расщелину. Узкая тропа вела его в глубь скалы. Со всех сторон ее обступали суровые каменные стены, местами покрытые наледью. Морозный ветер продувал расщелину и бился о стены, отражаясь в разные стороны.
Из трещин и уступов свисали длинные сосульки, часть которых вибрировала от постоянных порывов ветра, их кристаллы мерцали в слабом свете солнца. Под ногами шуршал тонкий слой снега, а замерзшие лужи и скользкие камни затрудняли шаги, грозя каждый миг обрушить гостя на землю.
Вдоль каменного свода висели связки тонких трубочек, которые кто-то зацепил за выступающие камни. Каждая трубка раскачивалась в такт дуновению ветра и звучала, издавая едва уловимую мелодию, складывавшуюся в нечто тревожное и гипнотическое.
Он пошел дальше, ощущая, как мелодия проникает в его сознание, сковывает тело и лишает сил. Эту мелодию он слышал сотни раз и хорошо ее помнил в остатках своего сознания.
Очередной сильный порыв ветра раздул полы его старого черного плаща, обнажая изодранные брюки. Сквозь прорехи в одежде проступали обожженные ноги, местами оголенные до кости.
Вдалеке послышался голос, полный боли и отчаяния. Он прорывался сквозь мелодию ветра. Стараясь не потерять след, человек в черном ускорился.
Никто больше не был способен разрушить это проклятие. Никто, кроме него. Это все случилось по его вине. Он должен попытаться, пока в его мертвом теле еще догорают остатки сил. Каждая секунда становилась борьбой, каждая мелодия вдалеке отбирала часть его души.
Чем ближе становился голос человека, тем сильнее сдавливала его слух мелодия. Теперь же она, точно лезвие ножа, вонзалась в уши. И если бы они принадлежали живому человеку, из них бы брызнула кровь.
Расщелина стала шире, открылся вид на пещеру, погруженную во мрак. Вдоль каменных стен стояли на кованых ножках жаровни, высоко вознося свои массивные чаши. Их пламя излучало тусклый свет, который едва мог пробиться сквозь густую черноту. И с трудом освещало лишь небольшие участки пола и стен, оставляя пещеру утопать во тьме.