Мы замерли. Секунда растянулась в вечность. Бросить серебро и бежать? Но куда? И ради чего тогда был весь риск? Сдаться? Это верная гибель под кнутом или возвращение в кандалах на Кару, но уже с новым, тяжким обвинением…
— Чего встали, ироды⁈ Руки вверх! — рявкнул сторож с ружьем, делая шаг вперед. Фонарь покачался, отбрасывая пляшущие тени.
В этот момент Сафар молнией метнулся в сторону, за груду битого кирпича. Сторож с ружьем дернулся в его сторону, отвлекшись на долю секунды. Этого оказалось достаточно.
Тит, бросив под ноги свой мешок с серебром, взревев, как раненый медведь, рванулся вперед, не обращая внимания на наставленное ружье. Он врезался в сторожа с фонарем, сбивая его с ног. Фонарь со звоном покатился по земле, едва не погаснув. Тяжелое кайло, которое Захар все еще держал в руке, со свистом обрушилось на руку сторожа, державшего ружье, прежде чем тот успел нажать на спуск. Раздался явственный хруст и вопль, полный боли. Ружье с грохотом упало на камни.
Разгорелась короткая, яростная свалка.
Сторож, сбитый Титом с ног, пытался подняться, но тут Левицкий и Сафар навалились на него, от души работая кулаками. Тит боролся с первым сторожем, который, несмотря на сломанную руку, отчаянно отбивался, пытаясь дотянуться до упавшего ружья. Захар, не давая ему опомниться, ткнул его рукоятью кайла под ребра, заставив согнуться и захрипеть.
Еще мгновение — и оба сторожа были повержены. Один выл от боли, держась за раздробленную руку, второй лежал на земле, оглушенный ударами, и тяжело дышал.
Наступила тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием да стонами раненого. Мы стояли над ними, адреналин стучал в висках.
— Кончать их надо, — мрачно прохрипел Захар, поднимая кайло. — Видаки нам ни к чему!
— Погоди! — остановил его я. — Мы не душегубы!
— А что с ними делать? — взвился Тит. — Очнутся, тревогу поднимут! В погоню кинутся!
— Связать и заткнуть, — предложил Левицкий, вытирая кровь с рассеченной брови. — Вон, сарай пустой стоит. Спрячем их там. Пусть посидят до утра, а мы к тому времени далеко будем.
Это был рискованный, но единственно приемлемый для меня вариант. Убивать этих простых работяг, которые, в принципе, не сделали нам ничего худого и просто выполняли свою работу, мне не хотелось.
— Верно, — кивнул я. — Вяжите их крепко. И кляпы в рот. Быстро!
Пока Сафар и Тит сноровисто связывали сторожей их же кушаками и найденными обрывками веревки, мы оттащили стонущих мужиков в ближайший пустой сарай, и я присел на корточки перед тем, что был с фонарем. Он уже пришел в себя и смотрел на нас с ужасом. Раненый только стонал.
— Слушай сюда внимательно, — тихо, но жестко сказал я. — Вам повезло, что мы не убивцы и просто так кровь не льем. Подумай своей головой: вы вдвоем проморгали целую ватагу. Вас начальство по головке погладит? Нет! С работы выгонят в три шеи, а то и под суд отдадут за ротозейство. А так… нашли вас связанными, скажете — напали разбойники неведомые, числом поболе, скрутили, по голове дали. И все. Вам же лучше будет молчать. Понял?
Сторож затравленно кивнул, насколько позволял кляп.
— А то и сами к утру развяжетесь, вещи ваши не берем, — и я кивнул на ружья, и два ножа, что валялись в углу. — Развяжетесь, и не было ничего, ну, с рукой упал да сломал, всякое бывает. Вы живы и при работе, — улыбнулся я как можно дружелюбней.
Сторож же вздрогнул и снова закивал.
— Вот и славно, — и я похлопал его по плечу.
Покинув сарай, мы завалили дверь снаружи каким-то хламом, чтобы не выбрались сразу. Фонарь потушили и забрали с собой — пригодится.
— Уходить надо! Живо! Пока тут весь завод не всполошился! Все, погнали отсель! — стараясь придать голосу уверенность, приказал я. — Хватаем серебро и валим!
Мы снова подхватили найденное серебро. Спотыкаясь, оглядываясь, прислушиваясь к каждому шороху, сгибаясь под невыносимой тяжестью металла, почти бегом устремились к тому месту, где оставили коней.
Мое маленькое войско в схватке со сторожами почти не пострадало — у Левицкого была рассечена бровь, у Сафара побаливал бок после удара, но все, слава богу, были на ногах. Мертвый завод провожал нас равнодушным молчанием разрушающихся стен. Сбоку, в жилой части поселка, вдруг послышался стук открываемой ставни, хрипло залаяла собака, ей тотчас ответил целый хор таких же брехунов.
— Просыпаются! Давай скорее! — выкрикнул я, помогая закидывать мешки и перевязывать их у седел.
Под заливистый лай собак и тревожные крики мы вскочили на коней и погнали их прочь от проклятого места, оглядываясь на каждую тень, вздрагивая от хруста ветки под копытом. Пути назад не было. Мы были беглыми каторжниками, грабителями, но, по крайней мере, сегодня не стали убийцами ни в чем не повинных людей. Хотя риск, что сторожа заговорят, конечно, оставался.
Если бы в ближайшие дни за нами отправили погоню, нас, скорее всего, могли бы изловить. Лошади, нагруженные серебром и людьми, шли по раскисшей дороге тяжело, оставляя глубокие следы. Но, к нашему счастью, погони пока не было слышно.
На первом же привале, отойдя на безопасное расстояние, мы тщательно осмотрели нашу находку. Слитки оказались небольшими, по десять-двенадцать золотников весом, острыми, неправильной формы обрубками.
— Это литники. Остаток серебра, что получается при разливке формы, — пояснил многоопытный Захар. — Плохо!
— Ну так и что с того? — удивился Софрон. — Серебро есть серебро. Оно оттого в железо не превратилось!
— Дак, мил человек, ведь любой и каждый, кому покажешь этот винегрет, сразу же скажет, что вещица-то с казенного завода краденая! Было бы золото — ну, можно сказать, что вот, мол, нашли самородки. А с серебром так не бывает. Руду только на заводах плавят. А оне казенные да кабинетные. Ну а по форме так и вообще сразу видно — обрубки с казенных слитков это!
Тут нам поневоле пришлось призадуматься. Серебро Фомича, похоже, оказалось ценным, но крайне опасным приобретением. С другой стороны, лучше иметь, чем не иметь, тем более в нашем случае.
Через пару дней, когда страх прошел, уступив место тупой усталости, мы остановились в захудалой корчме на окраине глухого селения. Кроме нас, тут сидели еще три какие-то темные личности: пара мужиков с мрачными физиономиями, по виду точь-в-точь