— Сторож идёт! Бежим! — услышал я сдавленный шепот Софрона.
Глава 23
Глава 23
Мы рванули врассыпную, как крысы с тонущего судна! Софрон с Сафаром и Захар метнулись за амбар, а мы с Титом и корнетом Левицким, едва не сшибая друг друга, почти влетели, споткнувшись о порог, внутрь обитого дранкою цеха. За спиной еще слышался удаляющийся стук колотушки и недовольное бормотание сторожа.
Тут было темно, как в могиле, и тихо, только ветер тоскливо посвистывал где-то в ржавых трубах, словно плакальщик на похоронах. Когда глаза немного привыкли к темноте, я различил длинные трёхэтажные нары, скелетом идущие через весь балаган, и несколько старых, похожих на доисторических чудищ литейных печей, или горнов. Везде царили грязь и запустение: тут валялась опрокинутая лавка, там — черепки разбитой глиняной корчаги, в углу темнела рассохшаяся кадка, какие-то грязные, вонючие тряпки были разбросаны по земляному полу…
Похоже, раньше это здание действительно служило для плавки металлов, но потом его, видимо, за ненадобностью или от безысходности переоборудовали в барак для каторжных.
Вдруг снаружи, совсем близко, так что сердце ухнуло в пятки, послышался тяжелый стук колотушки. Сторож возвращался! Тит судорожно схватил меня за плечо.
— Слышь, Подкидыш, айда в горн! Быстро! Сховаемся от греха!
Глухое, мерное постукивание приближалось, отдавалось в висках. Делать нечего — опустившись на четвереньки, я втиснулся в смрадное, покрытое толстым слоем сажи нутро ближайшего горна. Зола скрипела под коленями, въедалась в ноздри, дышать было нечем. Неловко развернувшись в тесноте на хрустящей, с каждым движением поднимающейся в воздух пыли, я обернулся и увидел Левицкого, застывшего столбом у печи.
— Корнет! — злобно прошипел я, едва сдерживая ярость. — Вашу мать! Приглашения ждете⁈ Сюда! Силь ву пле!
Пригнувшись, Левицкий опустился на корточки и забился за массивное основание горна. Шаги сторожа послышались уже на пороге нашего укрытия. Скрип ржавых петель резанул по нервам. В щелястом дверном проеме показалась бородатая харя в треухе. Глаза-буравчики обшарили темноту цеха. Мгновения тянулись как пытка. Я затаил дыхани3е, чувствуя, как бешено колотится сердце. Наконец, сторож крякнул, смачно сплюнул на порог и, с грохотом захлопнув хлипкую дверь, пошёл дальше. Стук колотушки стал удаляться.
— Фу-у, пронесло! — выдохнул Тит, обтирая мокрый лоб грязным рукавом. Его била мелкая дрожь. — Свят-свят… Думал, конец нам… чуть штаны не намочил, ей-богу!
— Потерпи уж! — скривился я. — Только нужника нам тут не хватало для полного счастья.
Мы вылезли из своих укрытий, отряхивая с себя липкую сажу и золу.
— Ладно, валим отсюда по-тихому, пока этот чёрт не вернулся! — решил я, и мы, стараясь не шуметь, выскользнули из балагана обратно в холодную ночь.
Расстроенные, голодные, злые, как цепные псы, покидали мы нерчинский завод. Вот же проклятье! Проделать такой путь, столько пережить, рисковать шкурой — и всё коту под хвост!
— Куда теперь? — угрюмо буркнул Захар, когда мы все собрались у спрятанных коней и начали их седлать. Руки его дрожали от злости.
— Теперь? — Изя Шнеерсон назидательно поднял палец, сверкнув очками в лунном свете. — Теперь можно хоть к чёрту на кулички, только вот для этого, господа беглецы, таки нужны бумаги! Документики!
— Эвона! А на кой они в тайге? — искренне удивился Софрон.
— В тайге, мой необразованный друг, оне, конечно, и не нужны! Но стоит вам сунуть нос в любое место, где больше трёх изб и есть хоть один урядник — тут же с вас стребуют пачпорт или еще чего! И поедете вы обратно на Кару, опять в кандалах! — покровительственно объяснил Изя.
— А я не хочу в тайгу! — неожиданно взвился Тит. — Я кузнец! Мне бы к делу какому прибиться! Ежели, как говорят, губернатор всех мастеровых на Амур сослал, значит, по железу работа в цене должна быть! Я ж могу чего хошь сковать!
— Да ладно! — снисходительно хмыкнул Захар. — Чего ты распетушился? Чего ты можешь? Ты ж не кузнец, ты молотобоец, подмастерье!
— Да вот те крест! — разгорячился Тит, ударив себя кулаком в грудь. — Что хошь! Гвоздь, кочергу, подкову… Да я лошадей тут всем перекую, на одном этом озолотиться можно!
— Да ну, брось! — усмехнулся Софрон. — Кому ты нужен? Буряты коней отродясь не подковывали!
— Не подковывали — теперя будут! — упрямо отрезал Тит. — Жизнь меняется!
— С головой и руками везде прожить можно, это верно! — поддержал его я. — Тебе бы наковальню, горн, инструмент — отбою бы от работы не было!
— Эт да! Токмо где ж их взять… Ну, ничо, поденщиной какой заработаю, инструмент куплю! — уже увереннее заявил Тит, расправляя плечи.
— Простите, что прерываю ваш диспут, господа, — вмешался Левицкий, до этого молча наблюдавший за спором, — но не далее как два часа назад мы имели удовольствие прятаться в строении, оборудованном горнами. Тот балаган помните? Я заметил там и остатки мехов за стеной. Может быть, там можно было бы договориться и организовать кузню?
— Не, ваше благородие, не выйдет! — без тени смущения махнул рукой Тит. — Тот горн не такой. Он для легкого металла — то ли свинец, то ли серебро плавили. С железом там не управиться. И устье не то, и колокол, и фурма… Всё не наше, не кузнечное.
Слова Тита ударили как обухом по голове. Холодный… Колокол… Не тот, что звонит, а тот, что над горном! Молния! Ответ был так близко, всё так издевательски просто!
— Погоди-погоди… Как ты сказал? «Колокол»⁈ — Я схватил его за рукав.
— Ну да. Энто ж штука такая, над горном висит, жар собирает! — простодушно ответил он, удивленно глядя на меня. — Колоколом ее кличут. Не знаю, может, где и по-другому, а у нас так звали.
Не слушая его дальше, я с размаху хлопнул себя по лбу. Идиоты! Мы же были рядом!
— Разворачивай! — рявкнул я так, что кони шарахнулись.
— Чего? Куда? — Тит выпучил глаза, глядя на мое перекошенное от внезапной надежды лицо.
— Назад! Поворачиваем! Живо!
Снова пришлось нам, как ночным ворам, таиться до вечера в ближайшем перелеске. Я едва сдерживал нетерпение, расхаживая взад-вперед и грызя ногти. Смысл предсмертного бреда Фомича, пусть и не до конца, но открылся!
«Холодный колокол»!