Левицкий отодвинулся на пол-аршина, но любопытство явно пересиливало брезгливость.
— Alors, qui êtes-vous, monsieur? — повторил он, на этот раз с оттенком нетерпения.
Я позволил себе усмехнуться.
— Un homme qui a eu le malheur de se trouver au mauvais moment et au mauvais endroit, — ответил я, намеренно используя старомодный оборот.
Его глаза расширились.
— И что это значит? Не в том месте и не в то время, — медленно произнес он, я только усмехнулся.
— Вот так шел своей дорогой и попал на каторгу, — грустно усмехнулся я.
— Но так не бывает, — с жаром воскликнул Левицкий
— Бывает! Здесь я значусь как Пантелей, но это не мое имя. Его даже никто не спросил.
— А как же вас тогда зовут? И откуда вы знаете французский? Я не поверю, что вы простой крестьянин.
— Сергей Сергеевич, — назвал я свое настоящее имя. — Я получил очень хорошее образование, а потом случилось так, что стал предоставлен сам себе. Попал в парочку передряг, остался без документов, и мой путь пересекся со здешним этапом. Я никого не убивал и ничего предосудительного не делал, — легко ответил я, отделываясь общими словами.
— О, кажется, я понял, — закивал Левицкий. — Ваши родители умерли, но успели дать образование. Отец наверняка личный дворянин и не смог передать его вам по наследству, — протянул Левицкий.
Я только развел руками, мне даже врать не пришлось.
— Но то, что вы оказались здесь, — это вопиющая несправедливость, — горячо произнес. — Я должен переговорить с Рукавишниковым, и вас не переменно освободят.
— Не стоит, мой друг. Вы позволите себя так называть? — И Левицкий кивнул. — Боюсь, вы этим только навлечете на себя неприятности. Оставьте все как есть, моя жизнь еще не закончена, да и каторга дело такое… — И я повертел рукой в воздухе.
— Да вы фаталист, Серж, — усмехнулся Левицкий и на пару минут замолк, а его взор затуманился.
Мне же стало понятно, что мой французский здесь на уровне, да и говорю я соответствующе, если что, могу и за дворянина сойти.
— Никогда не думал, что окажусь на каторге, — задумчиво заговорил Левицкий. — И теперь, глядя на этих всех бедолаг, у меня возникла мысль, что общество их не только должно наказывать, но и обязано исправлять, пытаясь вернуть на путь праведный. А вы что думаете, месье Серж?
— Отчасти я с вами согласен, — усмехнулся я.
— И почему же только отчасти? — серьезно посмотрел он на меня.
— Все ли достойны второго шанса? Думаю, далеко не все. Здесь разный народ и за разные злодеяния. Возьмем, например, Ваньку: ему пятнадцать годков, а на каторге оказался из-за того, что воровал. Воровал от нужды, ибо была у него маленькая сестренка, а мать заболела и не могла работать. Его поймал городовой, Ванька пару раз ударил его, и вот он на каторге. Думаю, ему можно даровать второй шанс.
Левицкий меня не перебивал и слушал внимательно, лишь его лоб сморщился.
— Или взять того же молотобойца Тита. На него напал пьяный сын старосты в его селе, ну, он и ударил в ответ, да зашиб, и вот он на каторге. Это лишь одна часть несчастных. Есть же и другая, тот же Петрушка от скуки мальчонку пятилетнего заманил игрушкой в проулок и убил, а теперь ходит и гордится этим. Можно ли такого исправить? Я думаю, нет. Это наказание, и оно должно быть таким, чтобы подобные негодяи от одной возможности очутиться здесь тряслись в страхе.
— Кажется, я тебя понял, Серж, интересная мысль. Есть на этапе здесь Вахетов, бывший дворянин, что ныне лишен всех прав, мот и кутила, родного отца убил из-за денег. Ни один приличный человек ему руку не подаст, хотя можно ли меня теперь считать приличным, — горько усмехнулся он.
Весь оставшийся путь мы проболтали на разные темы, и, когда уже приближались к тюремному острогу, солдат Наумкин напомнил о себе:
— Пора, иди на место уже.
Попрощавшись с Левицким, я вернулся на свое место.
— С барчуком язык нашел. Так ты теперь тоже барчук, что ле? А, подкидыш? — И народ рассмеялся над немудреной шуткой.
Когда всех расковали, нас завели в очередной барак, который был уже натоплен. Умостившись на нарах, я прикрыл глаза, но спустя минут пять возле печки раздался шум и крики.
— О, сейчас опять подерутся, да и не только они, многим бока-то намяли, — заметил Фомич.
— Подерутся, и чего? Наше-то какое дело? — протянул один из соседей.
— Ну, не скажи, второй случай как-никак. Ужина, поди, лишат, да на холод выгонят, всю ночь стоять придется, а там и с утра не покормят, — пробурчал Фомич.
«Ужина лишат, да и ночь всю на холоде стоять придется. Жрать хочется, а на холоде стоять совсем нет!» — пробежали у меня мысли в голове.
— Эх, — со вздохом поднялся я, разминаясь, и даже пару ударов провел. Джеб, джеб, крос, — вышло не совсем правильно и непривычно, все-таки тело было не готово, но знания-то, как бить, никуда не делись, и я направился в сторону криков.
— А ты куда пошел-то? — раздался сзади возглас Фомича…
Глава 7
Глава 7
— Жрать хочу, а из-за этих полудурков еще голодным оставаться, — хмыкнул я и продолжил путь.
Сзади раздалась какая-то возня и я услышал шаги
— Ей, Тит, а ты-то куда лезешь? — вновь раздался сзади возглас Фомича.
— А я тоже есть хочу! — буркнул наш здоровяк.
Возле печки уже собралась кучка зевак. В центре стоял один из новеньких, что присоединились к нам в Нижнем, и смотрел на всех исподлобья. Звали его, кажется, Трофимом. Перед ним замерли двое здоровенных мужиков: Сенька и его дружок Гришка. Оба из нашей партии, оба привыкли считать себя первыми парнями на деревне и решать все вопросы кулаками. И, видимо, после дневной драки решили взять реванш.
— Ну чо, ты так и не понял, что здесь наше место? — Сенька толкнул Трофима в грудь. — Мы те вчера по-хорошему, а ты, видать, все не поймешь!
Трошка, хоть и был щуплым, не отступал:
— Общее