Ещё ему нужно было осмотреть курятник, а уже потом он собирался дойти до своих участков поглядеть насосы, трубы с капиллярными отводами, кукурузу и тыкву и всё остальное. В общем, всё то, что кормило его семью. Жена с младшей дочерью хлопотали по дому. Олег ещё до рассвета убежал в школу, Юра тоже ушёл на учёбу в госпиталь. А тут сосед пришёл лодкой его интересоваться. Дескать, чего это ты, Аким, оставил её на берегу, а не поставил к пирсам, как обычно. Пришлось выйти со двора, перекинуться с Тимофеем парой фраз. Ну и поговорили немного, про рейд за Надым, про болота. Аким не стал рассказывать соседу про схватку с переделанными, не то разговор затянулся бы надолго. Отделался от соседа общими фразами: прокатились до Камня и обратно… У бегемота гон… Болото – оно болото и есть… Рыбачить не рыбачили… Некогда было.
А прапорщик при том подумал, что его считают нелюдимым как раз из-за того, что он ни с кем особо разговаривать не любит. Всё равно Тимофей узнает про его бой с нелюдями. Об этом уже сейчас половина станицы слушает от Дениса и Васи. И вспомнит Тимофей, что сосед Акимка в разговоре с ним даже не упомянул про это. Ну что же тут поделаешь… Нет, Саблин ничего с собой поделать не мог. Не любил он пустых разговоров. Времени на них уходило много. Но вот от старого дружка парой фраз отделаться было невозможно. И когда Настя вышла на двор и крикнула ему через забор: «Саша звонил, придёт сейчас!», Саблин невольно вздохнул, как бы готовясь к чему-то.
***
От него вечно столько суеты, шума… Локти на стол поставит, от хозяйки ждёт чай, от хозяина рассказа. Слова из него так и сыпятся: вопросы, догадки, рассуждения. Его самого распирает и от новой информации, которую он хочет поведать, и от любопытства. Но сначала из Каштенкова сыпались вопросы:
- Ну что? Как сходили? Всё привезли?
Сашка хитрый, Аким по нему видит, что тот знает больше, чем пока спрашивает. И начинает рассказывать:
- Да всё было бы ничего, да на обратном пути нарвались на переделанных, они нас километров сто по болоту гнали… Ну да ничего, отбились как-то.
- Я вижу как, - Каштенков указывает на повязку на голове Саблина. – Хорошо, что броню взяли. Ну, ты расскажи, как дело-то было…
Тут Настя разливает им в чашки чай.
- Да там и рассказывать особо нечего, - говорит прапорщик нехотя. – Первую лодку, что догнала нас, мы просто из засады расстреляли в решето, побили всех их с хода, вторую лодку подорвать получилось, но они с неё экипаж на третью сняли, а уж с ними пришлось на одной заброшенной заставе разбираться.
И тут Настя остановилась у стола, долила им свежего чая из чайника… И не ушла, осталась при мужчинах, собралась их слушать. А это не дело, где это видано, чтобы жена о делах казацких знала. Так что этого прослушивания Аким допустить никак не мог: во-первых, по субординации не положено, не бабьего то ума дело, а во-вторых, наслушается, так будет потом ещё за каждый его выход в болото переживать. А так как в одиночку Настя переживать очень не любит, сделает так, что и он с нею будет страдать. И чтобы того избежать, Саблин говорит своему заму:
- Пойдём-ка в полк, там расскажу, а то тебе рассказывай, потом ещё начальству.
- Ну да, - иронично соглашается Каштенков. – Так и язык стереть можно. Ещё и устать.
Настя, конечно, злится на мужа, поджимает губы, но при Сашке ругаться не берётся, просто собирает со стола посуду, зло, как она это умеет. А Саблин уже, накинув китель, идёт к дверям. Правда, когда вышли они из дома, Аким направился не в штаб полка, а в госпиталь. Сын звал его провериться. И Каштенков, ничего не спрашивая, пошёл с ним. Лишь бы только товарищ рассказал, как было дело. По дороге прапорщик ему всё и поведал. Без прикрас, простыми, почти казёнными, словами.
- Нудный ты человек, Аким… Надо будет у Ряжкина спросить, - в итоге немного разочарованно произнёс Каштенков и стал рассказывать товарищу про дела в полку, про новую сотню и как идёт её формирование.
***
Аким всё ещё не мог привыкнуть, что его Юрка басит. Когда всё время дома, вроде и привычно сын говорит, а вот если не видел дней десять, так хоть снова удивляйся. Длинный и нескладный Юра вышел к ним в медицинской одежде.
- Батя, я спрашивал у завотделения диагностики, считается, что твои травмы получены в бою, - сообщил ему сын и сел рядом с ручкой и бумагами, - так что обследование и лечение будет за счёт станицы. Только надо заполнить бумаги.
- Ты глянь, как вымахал! – удивляется Саша, глядя на Юрку. – Уходили в призыв, ещё школьник был, – и тут же интересуется: – Юрка, а ты невесту ещё не присмотрел?
- Да некогда, дядь Саш, в день по полкниги учить приходится, какие тут невесты, - отзывается Юра, не отрываясь от бумаг.
- Пусть учится, ему ещё четыре года учиться, - за сына говорит отец, - главврач сказал, что у него есть способности и тяга, вот и пусть тянется. Жениться успеет.
- Да, не торопись, Юрка, - соглашается Каштенков, - бабы – они, это… никуда не денутся… А вот врачом когда будешь – любую выберешь, ещё и с приданым. Вот в любую пальцем ткнёшь, и папаша её тебе сразу отдаст. Даже полковник какой. И без разговоров.
Когда бумаги были уже все оформлены, они оставили Сашу в холле госпиталя и пошли в процедурную для сдачи крови, и вот тут Аким и задаёт сыну тот самый вопрос, из-за которого он, в общем-то, и пожаловал в госпиталь:
- Юрка, так что, Савченко-то умер?
- Да, бать, - отвечает сын и продолжает: – Я сам его не лечил, он в спецотделении лежал, в регенерации, меня туда и не пускают ещё, но на утренней планёрке, пару недель назад вроде, главврач сказал, что скончался. Тромбофлебит и сердечная недостаточность.
Нет, ну, Аким, конечно, не думал, что тот странный тип из башни, как его там… Юрасик… да, Юрасик… стал бы ему врать – хотя почему бы не стал? Может, и стал бы. Ведь один крепкий мужичок из