- Едрёный ерш… Пятьдесят девять рублей – тогда, оно, конечно… Тогда пусть Авдей из запчастей соберёт, – соглашается Денис.
- А тебе «голень» ведь разбили, - вспоминает Саблин, обращаясь к Калмыкову.
- Эх, - вздыхает тот, - там, Аким, не только «голень», там ещё возвратный привод на «колене» порвало. Я-то поначалу не понял, думаю, чего это у меня «колено» не «возвращается»…
– Ну? – перебивает его Саблин. - Ты был у оружейника? Сколько ремонт будет стоить?
- Да я не был ещё, – признаётся Калмыков.
- Зато из чайной не вылазишь, третий день здесь сидишь, - укоряет его Аким. – А ведь нужно знать, сколько мы всего поломали, чтобы понять, сколько заработали.
- У меня тоже броня побита, - вспоминает Ряжкин.
- Ну так что же вы ждёте? – спрашивает Саблин и, так как Ряжкин не отвечает, он требует: - Идите в оружейку и оцените весь ущерб.
- Да, - соглашается тот. – Надо сходить, завтра сходим.
- А чего завтра-то? Оружейка ещё сегодня три часа будет работать, - настаивает Саблин.
- Ты глянь на него, - смеётся Ряжкин, обращаясь к Калмыкову. – Вот стоит человеку на погон хоть одну звезду получить, так он тут же начинает простого казака тиранить. Водочки выпить? Нет, не дает. Посидеть за чаем – опять же не сиди, иди работу делай…
- Ну а что вы, в самом-то деле? – чуть успокаиваясь, говорит Аким.
- Да сегодня сходим в оружейку, - обещает Денис. – Всё по деньгам узнаем, – и тут же, чуть смущаясь, и продолжает: – Слышишь Аким, ты, когда мы от заставы домой шли, всё больше спал…
- Ну? – Саблин глядит на него чуть насторожённо.
- В общем, лодка твоя на больших оборотах… в общем, стала влево забирать, – заканчивает Калмыков.
И тут у Саблина сердце похолодело. Он, может, специально не шёл к мостушкам все последние дни, чтобы не видеть свою изуродованную тяжёлыми пулями лодку. Один собранный пулей в гармошку кусок левого борта чего стоил. А дыра в корме… И он, уставившись на Калмыкова, лишь только и произнёс:
- Корпус повело?
А Денис ему и отвечает:
- Видать.
И Саблин стал тут же копаться в карманах, искать деньги, чтобы расплатиться за чай. Нашёл, положил несколько монет на стол, встал тут же и сказал:
- Несите броню в оружейку, пусть оценят ущерб. Завтра я в полку буду, там меня найдёте.
И пошёл к выходу. А Сашка, который, вопреки своему болтливому естеству, сейчас ничего не говорил, просто пошёл за товарищем. Так и дошли они молча до короткой, самой западной мостушки. И там… Лучше Саблину не стало. Правильно он последние дни сюда не ходил, да и вообще старался о лодке не вспоминать. Когда от переделанных уходили, прапорщик о лодке не кручинился, лишь бы вынесла. А потом опять не думал: быстрее бы до дома добраться.
А вот теперь он, собрав и сложив брезент, на пирсе стоял и глядел на свою побитую «любовь».
- Печальное зрелище, – говорит Каштенков. Он уже влез в лодку и пальцами водит по оббитым бортам, по собранному в гармошку листу. По запаянной пробоине в корме. – А я слыхал, казаки в чайной говорили, мол, вас крепко людоловы похлестали, но не думал, что так.
Саблин даже не отвечает ему, спускается в лодку… А там по дну прокатывается коричневая волна. Воды немного… Но Аким терпеть не может воду в своей лодке. Забортная вода с амёбами разъедает всё не хуже кислоты, пусть и не быстро. И все его лодки, как и у всех исправных рыбарей, всегда были сухи.
Но сейчас он на воду и не смотрит, просто садится к рулю, привычно дергает шнур стартера.
Мотор.
Аким сам выставлял зажигание, сам подбирал впрыск и всегда ставил самую дорогую свечу. Его отличный мотор схватывает искру сразу, заводится с первого рывка стартера и начинает, как и положено, тарахтеть на самых малых оборотах, выдавая едва заметный сизый выхлоп в раскалённый послеполуденный воздух.
Саблин не спеша выкручивает газ до «железки», и двигатель с ленивого тарахтения уходит в высокий, но ровный рёв. Он держит самые высокие обороты несколько секунд… Нет, никаких ненужных звуков прапорщик не слышит… Вибраций на валу нет, винт не люфтит, двигатель работает так, как работал всегда. Ну, хоть с этим нормально.
И тогда он отвязывает лодку и потихоньку ведёт её к большой протоке, а из неё к устью, единственному глубокому месту на побережье, которое не зарастало рогозом и ряской. Сашка ничего не говорит, сидит на носу лодки, курит. И, выйдя из протоки в устье, Аким уже не стесняется и крутит газ до упора. Мотор взревел и понёс лодку по открытой воде. И тут Саблин ловит взгляд товарища из-под очков. Но только вздыхает. Он ослабляет руку на руле…
Так и есть, Денис не ошибался, лодка сразу начинает забирать влево. Да ещё так хорошо забирать. Акиму приходится то и дело подруливать, чтобы на хорошем ходу лодка держала нужный курс.
«Всё, лодке конец, – это теперь ему было очевидно. - Корпус повело. От попаданий или от сварки неумелой… Хрен теперь разберёшь. Скорее от того и от другого. Но даже на малых оборотах расход топлива увеличится».
Впрочем, не расход топлива его огорчал. Вернее, не только расход. Хотя, как и всякому человеку, которому всё даётся нелёгким трудом, лишнего топлива, конечно, было жалко. Но ещё… он просто не мог ходить в лодке, в которой по дну катается вода. В лодке, которая… попросту кривая.
Саня наконец не выдерживает, ему нужно поговорить, аж спасу нет, он перелазит с носа на корму и кричит Акиму, перекрикивая мотор:
- А сильно ведёт!
Саблин молча кивает: да, лодку ведёт сильно.
- Поехали к Кульчатым, пусть посмотрят.
Лодочных мастерских в станице было две, вернее, настоящая с хорошим оборудованием – одна, но ещё лодками занимались Кульчатые, отец с тремя сыновьями. Но они просили за работу меньше, а делали лодки неплохие.
Аким кивает товарищу: да, надо бы; снижает обороты и разворачивает лодку обратно к причалам.
- Кульчатый сам поглядит и скажет сразу, может,