Арбалетный болт и стрела из света? — удивился Асасин, глядя на пересекшиеся с двух сторон магические снаряды. Оглянувшись на крыши двух противоположных домов, убийца видит старых знакомых. Тех, кого когда-то лично учил уклоняться от его коллег по цеху.
— Шепчущий лучник и Туманный стрелок. — с усмешкой Асасин оборачивается к поражённому, превратившемуся в туман проклятию спиной. — Не ожидал увидеть двух S-ранговых Адамантитов в столь захолустном городе.
— Ошибаешься, наставник, я всё ещё А-ранга, — усмехнувшись, спрятав между пространствами свой туманный арбалет, говорит мужчина.
— Твои знания устарели, вечно молодой бродяга; меня тоже понизили. — при помощи заклятия превратив лук в браслет, ответил второй мужчина.
— Что с капитаном? — в один голос переспросили оба стрелка, в прошлом являвшиеся её компаньонами.
Ялта, с закрытыми глазами, скалясь от ужаса и противоборства внутри неё, видела сны: дурные и те, от которых всё её нутро, её личный фамильяр, бился в гневе и агонии, пытаясь защитить своё право на контроль этой души и телом. Человек по имени Ялта была жива, но фамильяр, часть её души, пожирался проклятием, истощался; его буквально убивала черная энергия, что в купе с человеческим иммунитетом отвоевывала право на это тело.
— Попала под хитрое и каверзное проклятие, — говорит подоспевший с опозданием жрец. Создав целительную сферу, поместив в неё командира, целитель из всех сил пытался найти причину терзаний Ялты. Используя очищение, омоложение, отпущение грехов, весь свой арсенал, он пытался вывести проклятие из Ялты, но… проклятие уже давно покинуло тело и душу воительницы, взявшись пожирать её духовное оружие, фамильяра. — Не понимаю, я же всё делаю правильно, всё как всегда⁈ — на лбу целителя проступил пот. Весь отряд, включая стрелков, склонились над телом сильнейшей из святых воинов.
Если она падёт, погибнет вся страна! — именно с этой мыслью молились, наблюдая за работой целителя авантюристы. И, удача, или же неудача, оказалось на их стороне. Ялта открыла глаза.
— Что это было? — задаваясь вопросом, авантюристка, чувствуя изменения в себе, обращает внимание на свою одежду, тело, руки. Они словно избавились от оков, от сдавливавших, контролировавших всё вокруг нитей. Затем разум поразили другие мысли: стыд. Она лежала на руках слабого жреца и испытывала стыд. За себя и за то, что этот человек, зовущий себя мужчиной, как женщина, как слабое существо, плачет. Следом за стыдом приходят телесные ощущения; одной рукой целитель поддерживает Ялту за спину и плечи, но другая, на уровне бёдер, и его «мерзкие, тонкие» пальцы касаются её ягодиц.
Желание отстраниться, стыд, негодование, смущение вызывают сильнейший жар. Лицо Ялты окрашивается в красный; давно забытые эмоции, чувства, желание отведать вкусной пищи, напиться, а с ним — придаться утехам — возвращаются в её разум. Также Ялте очень хочется крови… убийства. Не ближнего, нет; их она стремилась защитить как и раньше, а того, кого даже в глаза не видела. Кого-то по имени Ри… — в голове Ялты кольнуло. Всё сущее запрещало ей желать смерти тому, кого она никогда не видела, не знала. Она уже находилась под властью проклятого глаза, но при этом даже не подозревала, чем это может обернуться для всех её подопечных и мира, который героиня всю жизнь так стремилась защитить.
Глава 16
Мостик, старенький, из массивных бревен и досок, едва способных выдержать тяжёлый, гружёный воз. Он находился на реке, по правую сторону которой — Бавонские пшеничные поля, а по левую — холодные леса Зарберга, он выглядел одиноко и как-то, уместно, что ли… Подходил под пейзажи, хотя, лично я никогда в творчестве, живописи ничего не понимал. На ухо медведь наступил, да и лёгкая глухота от постоянной ходьбы без шапки и короткой стрижки сказались. Музыка — не моё. А художество, вообще что-то странное, бесполезное, особенно когда есть телефоны, камеры, люди, чьи пальцы с детства держат кисть… Уже в детстве мне стало понятно: пока я держу кулаки сжатыми, пока учусь бить морды, кто-то тоже учится, но совершенно другому, совершенно не тому, к чему я привык. От того и темы, в которых мои навыки являлись бесполезными, посредственными, не вызывали особого интереса. Мне нравится побеждать, ломать людей, нравится видеть, как высокомерные ублюдки, родившиеся с золотой ложкой между булок, корчатся, истерят, обещая посадить, а после юристы их семей извиняются перед моим боссом. Ха-ха, мне нравилось это, ведь за такую работу хвалили, а ещё хорошо платили. Особенно когда в вотчине босса требовалось приземлить кого-то особо буйного или заигравшегося с запрещёнкой.
Ублюдок до глубины души, да… пожёвывая травинку, я глядел на две из семи бутылей вина, оставшихся в моих запасах. Дан и Шалли сейчас укреплялись в арендованной резиденции арабчонка. Город прибывал в смятении, начались мятежи, а ещё и прибывшая группа адамантитов, специализировавшихся как раз на таких как я, внезапно подверглась атаке. По слухам, их командир, именуемая Ялтой, попала под действие проклятия Дьябло, а ещё в пределах Бавонии замечены следы Княжны Тьмы Агонии. Когда мы узнали это, Шалли ржала в голос, сначала как лошадь, потом, чуть не задохнувшись, запищала как чайка. Её так позабавила судьба героини или же тот факт, что мы упустили эту самую Агонию? Хер его знает, эта вампирша капец какая странная. Да и Дан с Блекберри не лучше. Сейчас, когда весь город, почти что вся страна ополчились против них, логичным было бы винить во всём меня. Но нет, они на это не согласились. Ария требовала честного и справедливого разбирательства, в то время как грудастая мамочка тайком велела мне продолжить начатое. Наша милфа с первого дня воссоединения с Арией знала, что добром их история не закончится. Вот и вела себя неадекватно спокойно, рассудительно, планируя, как под шумок можно добиться более «стабильного» положения в обществе для их семьи.
Дан обещал многое. За мою работу, за Езефа, о котором не знал, за короля, за авантюристов группы Сумрачных Охотников. Множество имен из его списка, как по велению волшебной палочки, тотчас исчезли. И за всё это он меня буквально боготворил, восхвалял, даже душу свою предлагал. Я её не взял,