И совершилась величайшая подлость на земле.
Подстроили ее и провели в жизнь кучка людей, сборище книжников и мудрецов древнего Сиона; они сумели найти среди ближайших учеников Христа низкого предателя, завистника… А массы народа, так жадно внимавшие словам Святого Учителя на горе, так бурно-восторженно кричавшие ему: «Радуйся, Царь Иудейский», ходившие за ним огромными толпами, – эти массы со свойственной толпе легкостью перемен в настроении кричали теперь: «Распни, распни Его!»
И даже ближайшие ученики, допущенные к общению с Божественным, просмотрели опасность, растерялись, проспали ее.
Все это было давно, на заре культуры человеческого духа. Все это так же старо, как стар наш христианский мир.
Но вот в наши дни, в дни современности, проходит перед миром такая же картина. Предан на распятие целый народ, великая христианская страна. Гибель ее предрешена была кучкой интернационалистов, иуды нашлись среди ее же сынов; а толпа, человечество, безмолвствовала или невольно помогала преступникам.
Гефсиманский сад России был 1917 год. Голгофа ее длится и до сей поры.
Но придет и воскресение. Так же неожиданно, таинственно и сияюще. И встанет Россия из гроба…
В то время, когда белые русские армии, эти полчища новых крестоносцев, напрягали все усилия, несли в жертву кровь и жизнь, чтобы победить интернационал, вырвать из хищных когтей его Родину и христианскую культуру, – в это же время происходило новое Иудино дело, творилось новое предательство.
И заметьте, – Иудой Искариотским руководила только зависть и выросшая из нее темная подлая ненависть, – так и социалистами, всеми, начиная с их мессии Карла Маркса, двигает только это чувство. Зависть к чужому успеху, к сытой жизни других, к чужим способностям и талантам; их безграничная зависть переходит также в дьявольскую ненависть. Завистью и ненавистью пропитано все учение социализма, – а дела их показали себя на морях крови и страданиях распятой ими России».
Булгаков в «Белой гвардии» наделяет змеиными чертами, уподобляющими его Иуде, предающего гетмана агента большевиков Михаила Семеновича Шполянского, «человека с глазами змеи», прототипом которого послужил известный писатель и выдающийся литературовед Виктор Борисович Шкловский (1893–1984). Шполянскому противостоит благородный рыцарь Белого дела полковник Най-Турс, который в раю оказывается в бригаде крестоносцев. Но в ту пору он еще надеялся на возрождение России при советском режиме. Недаром в дневниковой записи 26 октября 1923 г. он отмечал, что придется оправдываться в эпоху после большевиков за сотрудничество в «сменовеховских» изданиях, одним из которых и была опубликовавшая «Белую гвардию» «Россия»: «Мои предчувствия относительно людей никогда меня не обманывают. Никогда. Компания исключительной сволочи группируется вокруг «Накануне». Могу себя поздравить, что я в их среде. О, мне очень туго придется впоследствии, когда нужно будет соскребать накопившуюся грязь со своего имени. Но одно могу сказать с чистым сердцем перед самим собой. Железная необходимость вынудила меня печататься в нем. Не будь «Накануне», никогда бы не увидали света ни «Записки на манжетах», ни многое другое, в чем я могу правдиво сказать литературное слово. Нужно было быть исключительным героем, чтобы молчать в течение четырех лет, молчать без надежды, что удастся открыть рот в будущем. Я, к сожалению, не герой».
А вот когда Булгаков писал «М. и М.», роман, начатый в «год великого перелома», – он уже не верил, что воскресение России произойдет при его жизни. Хотя и тогда помнил о Гражданской войне. Недаром в ранних редакциях в ершалаимских сценах были явные приметы этой войны: Пилата именовали «Вашим превосходительством», солдаты ходили в сапогах, а офицеры назывались «ротмистрами». Пилат же сохранил и в окончательном тексте черты генерала Хлудова из «Бега». Иешуа у Булгакова, как и Иисус у Сахарова, – это именно Богочеловек. А мастеру, аналогу Иешуа в современной жизни, грозит новое распятие за его талант со стороны завистников. Новая власть по Булгакову – это власть завистников и ненавистников всех, кто не похож на них. Вот только сытую жизнь саму по себе Булгаков отнюдь не считает добродетелью, и сытые у него – это как раз враги мастера. И не случайно у всех врагов мастера фамилии интернациональные, неопределенной национальной принадлежности. И воскресения ни России, ни его героям Булгаков уже не дарит. Если в «Белой гвардии» страстная молитва Елены спасает умирающего от тифа Алексея Турбина и символизировала надежду на будущее возрождение России, то в «М. и М.» главным героям дан лишь лунный мир Воланда, где им остается любовь и творчество, но ценой невозможности вернуться в реальную советскую жизнь.
Продолжения «Мастера и Маргариты»
На сегодняшний день известны два романа, продолжающие «Мастера и Маргариту». По странному совпадению, оба романа изданы в Твери – «Возвращение Воланда, или Новая дьяволиада» (1993) московского писателя Виталия Ручинского (1933 г. р.) и «Первый из первых, или Дорога с Лысой горы» (1995) тверского журналиста Виктора Куликова (1955 г. р.). Оба романа представляют собой лишь очень бледные копии булгаковского произведения. У Ручинского Воланд со свитой возвращается в Москву 1990–1991 гг., у Куликова – в Тверь середины 1990-х. «Возвращение Воланда» – это сатирический роман, где «ершалаимские сцены» не нашли никакого отражения. В «Первом из первых» же есть претензия не только на сатиру, но и на философию. Последняя воплотилась в своеобразном продолжении «древней линии» «Мастера и Маргариты». Ряд персонажей «тверских сцен» одновременно является второстепенными персонажами булгаковской истории Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата, причем в «Первом из первых» данные персонажи превратились в главных действующих лиц. Это секретарь Понтия Пилата Иоанн, принявший имя освобожденного разбойника Вар-Раввана (он же – исполнительный директор проходящего в Твери Фестиваля актеров российского кинематографа Александр Александрович Дикообразцев), и иудейская куртизанка Анна, его возлюбленная (она же – актриса Анечка Измородина). В романе Куликова, помимо Воланда и свиты, действуют также некоторые другие герои «Мастера и Маргариты», в частности Афраний, который в современности превращается в киноведа-алкоголика Слюняева. Дикообразцев также выступает в роли Мастера, а в ершалаимской линии романа его Иоанн (Вар-Равван) является вариацией Иешуа Га-Ноцри, продолжателем учения «бродяги из Назарета». Измородина – это также и Маргарита, а иудейка Анна является «ершалаимским» аналогом главной булгаковской героини. В древней части «Мастера и Маргариты» не было персонажа, функционально тождественного Маргарите, и Куликов решил восполнить этот «недостаток». В отличие от Булгакова, у него «ершалаимские» сцены идут не законченными главами, а возникают внутри «тверских» глав, так что действие постоянно переносится из одного временного пласта в другой.
Роман Ручинского не поднимается выше фельетона, в котором высмеивается интеллигенция эпохи перестройки. Повествование заканчивается провалом августовского путча, причем к поражению ГКЧП приложили руку Воланд со свитой. В книге узнаваемо спародированы драматург Михаил Филиппович Шатров (Маршак) (1932–2010) и его нашумевшая в конце 80-х пьеса о Ленине «Дальше, дальше, дальше!» (Шатрову (в романе – Шуртяеву) отведена роль Михаила Александровича Берлиоза), главный режиссер МХАТа Олег Николаевич Ефремов (1927–2000), завлит МХАТа Анатолий Миронович Смелянский (1942 г.р.) – автор монографии и ряда статей о творчестве Булгакова, главный режиссер московского театра «Современник» Галина Борисовна Волчек (в «Возвращении Воланда» – Валерия Гряжская, выступающая как аналог Маргариты) и др. Академик Евгений Максимович Примаков (1929–2015), например, стал прототипом Евдакова, выполняющего в романе функции Ивана Бездомного. В качестве Мастера Ручинский вывел писателя Якушкина, в отличие от прототипа, не наделенного чертами гениальности. Из немногих запоминающихся сатирических находок в романе стоит отметить идею слияния коммунистического государства и православной церкви (глава «Обком звонит в колокол»). В последние предпутчевые месяцы происходит всеобщее «добровольно-принудительное» крещение населения, церковники вступают в партию, а партийные руководители становятся церковными иерархами. Происходит «сплошная иконизация населения»: «В подъездах государственных, партийных и муниципальных учреждений были вывешены иконы (понятное дело, с целью воспрепятствовать проникновению нечистой силы). Вахтерам предписывалось бдительно следить за тем, чтобы персонал оных учреждений, равно и посетители непременно крестились на иконы при входе и выходе. В служебных кабинетах тоже планировалось развесить иконы по мере налаживания массового их изготовления полиграфической промышленностью». Здесь можно вспомнить отца