Он видел: Бердинг обернулся тоже. Нашел Рауля, разглядел стремление к нему надзорщиковой барышни — и гнев, притушенный холодным квасом, поднялся в капитане с новой силой.
— Развели черт знает что! — сказал он в полный голос и еще решительнее повернул тропой за холм.
Рауль в отчаянии понял, что его пригляд, быть может, не угадан капитаном, но уж провален он почти наверняка. Разозлиться, однако, не вышло — Нерина догнала его через базарный люд. Сама! Не посмотрела даже на свидетелей!
— У меня к вам имеется дело, — она дышала быстро, и серая короткая накидка шевелилась на плечах.
— Вы могли послать за мной… кого-нибудь, — заметил ей Рауль. — Иначе злые языки вновь истолкуют все превратно.
Он все три дня негодовал на ее слежку, а нынче, когда она столь простодушно подошла к нему — не смог открыто уколоть.
— Едва ли у меня есть право требовать явиться, — из накидки проглянули ее руки — пальцы в перчатках сжимали нещадно платок. — Я и так… непозволительно вмешалась в вашу жизнь.
— Забудем, леди Нортис, — Рауль изобразил чуть больше равнодушия, чем находил на деле.
Барышня игралась — Бог судья! Ее теперешний приход утешил, и даже отчего-то больше нужного, но лейтенант нетерпеливо перемялся: Бердинга сейчас простынет след, а тот взбешен и ясно, что готов на преступление!
Барышня склонила шляпку вниз, пряча лицо и созерцая руки, но через миг с усилием вернула взгляд на лейтенанта. Его ответный взор ей чудился пронзительным и строгим.
— Не забудем, Рауль Теодорович, — сказала она, отчаянно надеясь, что цвет щек подвел ее не слишком. — Не раньше, чем вы изволите меня простить.
— Леди Норстис, нет необходимости… — помилосердствовал над нею лейтенант, только Нерина прервала его, продолжив:
— Я виновата перед вами, — глаза норовили сбежать в сторону, и оставаться смелой было страшно тяжело. — Надумала Бог знает что и попыталась уличить ваши проступки. Однако, намерение сделать «как лучше» ни мало меня не оправдывает. Я совершила низкое деяние.
Рауль не вынес этого и первым отвел взгляд, не зная, как теперь держаться. Храбрая барышня глядела в душу, немного даже снизу вверх — а он и сам был занят делом, за которое она теперь столь честно извинялась! Бердинг виновен, но мысль о своем недостойном надзоре вновь растревожила совесть. Ко всему, теплый крендель в ладони ужасно мешал, но выбросить его было еще глупее. Люди смотрели на них — наверняка узнали дочь надзорщика, а после ирдисова сватовства еще особо примечают — что у старшей за поклонник и которой масти? Даже длинноносые чайки взирали в большой строгости, забыв искать на жиденькой траве следы базарной снеди.
— Простите меня. Пожалуйста, — досказала барышня и только после этого позволила себе неровный вдох и выдох.
«Я смогла!» — восхитилась внутренняя Нерина.
«И что мне в этом случае положено сказать?» — терялся внутренний Рауль.
Определенно, стоило поговорить с умудренным картографом.
Нерина разрумянилась после победы разума над гордостью. Теперь она перед своей совестью чиста.
— Я прощена? — уточнила она.
— И даже ранее, чем начали виниться, — Рауль был убедителен и сам почти поверил — разве он когда-либо досадовал на эту маленькую смелую девицу? Недаром Тедька-следопыт прозвал ее фельдмаршалом.
Нерина чувствовала, как дрожат колени, а пальцы вот-вот заболят на шестеренке, обернутой шелком. Она усилием разжала правую ладонь и тронула ленты под шейкой — отчаянно требовался хотя бы маленький, но заслоняющийся жест. Застывший лейтенант так проследил за этой ручкой, что ей на миг поверилось — во имя мира спросит права поцелуя. Он глубоко вдохнул — и не спросил.
«Все-таки выбросить крендель? Так неучтиво будет с ним полезть к ее руке…»
Они еще стояли на виду у любопытных, но Нерина положила себе нынче думать не о них и торопливо прервала все тяжелеющую паузу.
— Лейтенант Мартьен заходил к нам вчера. Он тоже признавал свою ошибку.
— Вот как? — Рауль оживился. — Вы изволили его простить?
— Разумеется, не о чем думать, — слова давались барышне все легче. — Он очень каялся и, между прочим, говорил о вас.
Лейтенант приподнял свои знаменитые брови, увековеченные матушкой на гобелене.
— Едва ли это было очень лестно.
— Он объяснил, что вы бываете излишне резким от усталости, — уточнила Нерина, как будто это делало Мартьена сколько-нибудь лучше.
— Так и сказал?
— Он выразился в том смысле, что вы «Чуть не сошли с ума из-за починки своих синих шестеренок». Это наверное?
Рауль нашел немного запоздавший выход — завел за спину руку с кренделем и растворил его потоком.
«Куплю еще — и съем один в каюте.»
Чайки взглянули с пущим осуждением — коль аппетиту не имеешь, мог другим отдать! Освобожденный лейтенант меж тем обрел решимость на неловкую иронию:
— Наверное, что я сошел с ума? — переспросил он мягко. — Рекомендуете мне снова оправлять Мартьену вызов?
— Наверное — про шестеренки, — прозябла первоцветом осторожная улыбка барышни.
Счастье, вывела она, когда мужчина может обратить беседу шуткой! Сама лишь увязала в важности момента, а все разумности ушли на то, чтобы не убежать, едва завидев форменную шляпу лейтенанта.
— Про шестеренки — наверное, — кивнул и он, как будто тоже несколько теплея. — Они вас очень занимают?
— Видите ли, — на этот раз Нерина разрешила себе опустить глаза — и без того она держалась очень долго. — Мои… помощники не только досаждали вам. Они добыли кое-что, что требуется поместить на шхуну. После рассказа лейтенанта Мартьена я только убедилась, что эта вещь нужнее вам, чем даже господину капитану.
Нерина отвернула край платка, измятого в волнении.
— Четвертый усилитель! — выдохнул Рауль. — Где они взяли его??
Девичья улыбка сделалась на тон лукавее.
— За парусной мануфактурой. Идете прямо к ней, потом к углу, и за него, до свалки. Только гнилые доски надо обойти и обязательно канаву перепрыгнуть!
Рауль хотел ответно улыбнуться, но появление четвертого «УЛ» беззвучно воззвало к нему: «Ты оказался прав о саботаже — а виновник уходит все дальше!»
Это сознание, одновременно и прямое, и фигуральное, сейчас же сбросило с лица всякий намек на радость. Рауль перенял шестеренку, прослушал код (не тронут!) и посмотрел серьезно барышне в лицо.
— Леди Нерина, вы ангел! В море это устройство может спасти наши жизни! — заверил он как смог возвышенно.
Надсада этой благодарности была раскрыта в тот же миг. Улыбка-первоцвет увяла, не успев и расцвести: «Он мною тяготится.»
— Я, должно быть, отнимаю ваше время? — спросила Нерина с деревянной любезностью.
Рауль стоял и на миг позабыл отвечать.
Отнимает, еще как. Но какую волей нужно обладать, чтобы