— И за какие такие заслуги мне столь особое внимание, позвольте поинтересоваться?
Атаман полюбовался на моё вытянувшееся лицо и довольно захохотал:
— Да не одному тебе! Всем! Ротация, понимаешь. Взамен усталых частей — новые силы. Первая партия сегодня прибывает, так что, — он подошёл и от души хлопнул меня по плечам, — завтра ж утром — домой! Распоряжение насчёт тебя, прям с са-а-амого верха, отправить с первой партией. Дело срочное.
— Это с землёй, что ли? — удивился я. Вроде не такое оно срочное, чтоб прям горящее. Да и лично я чем мог способствовать продвижению железоплавильных заводов? Приглядом разве что. Так в этом случае проще толкового управляющего нанять. Из прочих имелась разве что ещё одна причина, также составляющая предмет моей перманентной досады: — Или кто-то решил, что немецкий прынц без моего отеческого пригляда в сибирской глубинке чахнет и хиреет?
— Не-ет, твоя светлость. Тут всё позаковыристее. — Никита Тимофеевич обошёл стол, угнездился в своём походном кресле и раскрыл ещё одну папочку. — Вот. Приказ о переводе… — он хитро посмотрел на меня: — казачьего старшины Коршунова Ильи Алексеевича, герцога Топплерского, в город Иркутск с назначением на должность инструктора по рукопашному бою и техническому пению во вновь открываемом Специальном военном училище.
В голове у меня всё смешалось и натурально даже зазвенело и забренчало, как в жестянке со столовыми приборами, когда Айко их трясёт. Казачий войсковой старшина — это ж в обычной армии подполковник! Да не может такого быть!
— Это ошибка какая-то…
— Если ты про звание, так никакая не ошибка! Когда принца с «Кайзером» взяли, тебе ещё тогда специальным приказом государевым есаула присвоили.
— Так это через звание?
— Ну! А я что говорю! Цельный принц! Бумага вот только где-то бродила так долго, что ты новых подвигов успел насовершать.
— Так есаула…
— Ну! А за японский ходячий линкор ещё одно дали. Секрет, вообще-то, так что на торжественном построении чтоб заново обрадовался!
Однако меня, если честно, взамест радости распирало тревогой:
— Так я же не настоящий преподаватель…
— Не такай мне! Настоящий — не настоящий! — раздухарился атаман. — Прибедняется стоит! Начальству виднее, где тебе лучше родине служить! Между прочим, года́службы твои пересчитали, тебя ещё после Третьей Польской должны были во вторую очередь переписать.
Это, значицца, если вдруг война, то не сразу призываешься, а только если в том нужда возникает. Третья очередь — ещё через четыре года выслуги приходит, а до призыва четвёртой редко когда и очередь доходит, разве что казаки сами добровольцами вызываются.
— Как? Я ж до того на войне и не был?
— А так. На предыдущих контрактах у тебя везде метки: с ведением активных военных действий. Так что всё оно, братец, считается!
— Ядрёна колупайка…
— А раз ты не в очередь призван был, оно в двойном размере засчитывается. Да в университете ты на военной кафедре преподавал.
— Так там и вовсе не война!
— И что ж? Служба всё равно! В зачёт пошло. Так шта, Илья Алексеич, уведомляю тебя о переводе в третью очередь.
— Ну спаси-и-ибо, — что-то я вдруг себя таким древним почувствовал, ужас…
— А ну, нос не вешать! — сурово подбодрил меня атаман. — Шагай, сворачивай свой цирк-шапито. Вас первых грузить начнём, как только транспортник смену высадит. Сентябрь, вишь, на носу. Оттого, поди, и срочность — кто в новом училище будет год начинать?
Из штабной палатки я вышел в состоянии озадаченном. Оно, конечно, здорово, что больше жизнью рисковать не придётся, но и обидно, пень горелый! Ребята тут кровь будут проливать, а я залежи железа осваивать да носы малолетним кадетам утирать?
— Каким кадетам? — с любопытством спросил меня из кустов акации голосок Хотару.
Я сразу взбодрился:
— А что это мы тут делаем⁈
Она вылезла на белый свет:
— Мама меня отправила картинки отнести…
— Отнесла? А чего по кустам уши кормим? А ну — три круга вокруг лагеря! Бегом! Да смотри: нет ли вокруг вражеских шпионов?
— А они должны быть? — хвост у мелкой встопорщился ёршиком.
— Всё возможно. Война! — я поднял палец, где-то копируя атамана и стараясь не ржать. Но Хотару восприняла всё очень серьёзно, взвизгнула, прыжком развернулась на месте и исчезла в кустах.
— Н-да, надо привычку отработать на «разрешите исполнять».
— Разрешаю! — удивлённо сказал сзади голос атамана. — А ты чё тут стоишь-то, Коршун? Думаешь — идти аль нет?
— Вы не поверите, Никита Тимофеич. Стою, понимаете, «глубоких полон дум».
— Это что-то из классики?
— Кажется. — Я вообразил, как буду представлять свой зверюшник Серафиме, и потёр затылок. — А вы не хотите лис себе оставить? Они незаменимы в охранении…
Атаман выпучил глаза, встопорщив усы:
— Благодарствуем, но мы справляемся!
— Но…
— Никаких «но»! И вообще! Приказ получен, господин войсковой старшина, извольте исполнять!
Я поплёлся к себе.
КТО БЫ СОМНЕВАЛСЯ!
Поразительно, но Хотару поймала-таки нарушителей! Конечно, это оказались не бандиты и не диверсанты, а свои же техники, втихаря протаскивавшие на территорию рембазы самогон. Я ж и предположить не мог! Дотопал себе в унынии до наших палаток, объявил всем срочный сбор. А переезд, да когда обосновались крепко — он же немногим легче пожара! Все сразу забегали, засуетились. Это наше, это у соседей взаймы брали, это на склад вернуть, то на кухню… Вдруг сосед бежит, Лёха, орёт:
— Коршун! Беги к рембазе! Твоя лиса техников повязала!!!
— Как? — из своей палатки выскочила Айко.
— Это Хотару! — сразу понял я. — Я ей велел вокруг лагеря бежать и ловить возможных нарушителей!
Естественно, побросали всё, помчались полным составом. Мало ли, вдруг там наших бьют?
Низвергающий громы голосище атамана мы заслышали издалека. И, к превеликому удивлению, костерил он вовсе не лису.
— Гриша!!! Совесть у тебя есть-нет⁈ Вы ж знаете, запрет объявлен⁈
Мы успели вылететь к месту событий как раз, когда Никита Тимофеич слегка иссяк, и упомянутый Гриша получил возможность ответить:
— Отец родной! — похоже, техник был