К блюдам нам подали особый кофе «Эликсир рассвета» — редкий сорт, выращенный на высокогорных плантациях Эфиопии и обработанный заклинаниями сохранения аромата.
Напиток подавали в серебряном кофейнике и чашками с двойными стенками, где между слоями металла текли магические потоки, поддерживающие идеальную температуру.
Кофейные ноты переплетались с едва уловимым ароматом экзотических цветов, создавая удивительный букет вкуса и запаха.
Юсупов, следуя своей привычке контролировать всё вокруг, лично проверил целостность защитных чар на кофейнике и даже провёл пальцами по его контуру, активируя какое-то заклинание диагностики.
Ко всему прочему нам принесли и «Кристальную росу» — редкий травяной настой из горных растений, собранных в полнолуние. Прозрачная жидкость переливалась всеми цветами радуги, а на вкус была как…
Дерьмо космочервей, если честно, я так отвык от изысканной кухни, что даже эпитетов достойных подобрать не могу!
Но даже вся эта вкуснятина не отвлекла меня от одной простой мысли — Юсупов привёл меня сюда, потому что хотел получить что-то взамен.
Что-то очень весомое.
Это было настолько очевидно, что я едва не рассмеялся, когда это осознал.
Ай да Инквизитор, ай да сукин сын!
Граф поймал меня в первый день учёбы — как раз в тот момент, когда я шагал к парковке, у которой был припаркован мой «Стикс». Его дорогой спортивный мобиль остановился у обочины, и в этот раз Юсупов сидел за рулём сам — никого в его авто больше не было.
Честно признаться, я ждал этой встречи — и, как водится, заранее подготовил рассказ, который от меня наверняка (как я думал) потребует граф.
Так оно и вышло.
В мельчайших подробностях княжеский Инквизитор потребовал от меня рассказал о моих летних приключениях. Поездка в Петербург (пришлось скрывать нашу с Илоной находку), усиление энергетики в «Тихом месте» (и снова он не дождался от меня никакой информации о заражённых — и особенно о моих кровавых ритуалах), события в Баку (молчок насчёт деда).
И вишенка на торте — события у Тобольского Урочища.
Признаюсь — эта часть рассказа меня волновала больше всего. Хотя бы потому, что у Юсупова была куча времени, чтобы собрать данные по всем другим моим приключениям, и откопать что-то…
Тайное, противозаконное — то, за что меня можно было легко бы подвесить на крюк.
За причинное место, ага.
Так что рассказывать пришлось осторожно, скрывая воспоминания — отчего у меня зверски ломило голову — и стараясь делать это так, чтобы у меня ни один мускул на лице не дрогнул.
К моему счастью, морок Бунгамы был мощным. Он обманул всех, и во всех отчётах всех ведомств, как я понимал, никаких подозрений на мой счёт не было.
Да, разумеется, теперь к моей персоне будет повышенное внимание — такой юный талантливый маг, теоретик, воин, тактик… Нечасто среди «золотой молодёжи» такие встречаются в современной Империи.
Особенно в наше время, когда большинство аристократических семей предпочитают воспитывать своих отпрысков скорее политиками и дипломатами, нежели воинами. Всё больше внимания уделяется светским манерам и умению плести интриги, чем настоящему мастерству владения Искусством.
Забавно, конечно, что магия силы привела современную аристократию к власти — а теперь военное дело отдали на откуп «второсортным» родам…
Подумав об этом, я про себя только хмыкнул.
Как бы там ни было, после событий на Тобольской Заставе подобное внимание ко мне было неизбежно, и мало меня парило.
А вот Инквизиция…
Стоило какой-нибудь мысли о том, что я хапанул что-то не то в Урочище, прийти в голову Юсупову — и мне кранты. И даже не потому, что я действительно совершил что-то запретное — а потому что сам механизм Инквизиции устроен так, что подозрение уже само по себе становится почти приговором. Их методы допроса и проверки способны сломать даже невиновного.
А уж если они узнают, что я, фактически, замыслил сместить Императора, втянул в это дело другие дворянские рода, и заключил с ними «Кровавый пакт»…
Великий Эфир, как же хорошо, что заклинание, которым мы связали себя на крыше того бара, было невозможно обнаружить — пока кто-то не нарушит его условия.
Впрочем, я внёс в кровавую волшбу кое-какие коррективы — дополнительные меры безопасности, так сказать.
Но даже несмотря на это, меня слегка напрягало раз за разом врать в таком объёме столь серьёзному человеку. И делать это было ох как нелегко! Каждое слово нужно было взвешивать, каждый жест — контролировать, каждый энергетический всплеск — обуздывать, каждую паузу — рассчитывать.
Это всё равно что балансировать на канате над пропастью, где смерть — самый безобидный из возможных исходов.
Впрочем, я аккуратно считывал эмоции Юсупова — и чувствовал, что он мне верит. С другой стороны — верить этим ощущениям до конца было нельзя. Я знал, что маги высокого уровня (а граф был именно таким) могут скрывать свои эмоции.
Но и я умел делать то же — и даже больше!
Моя система защиты была выстроена так тщательно, что не то что Юсупов — даже сам Верховный Инквизитор не смог бы меня раскусить!
Ну… По-крайней мере, мне хотелось бы в это верить. Слои иллюзий поверх ещё более искусных иллюзий, сплетённые с реальностью настолько плотно, что порой я сам начинал верить в них. И эта игра теней и света, правды и лжи, становилась моей второй натурой.
М-да… За год жизни на земле я научился мастерски скрываться и владеть собой — ведь по сути, лишь долбаный Туманоликий вычислил меня! И то — не мою истинную суть, а редкий и запретный дар земных магов, который по какой-то случайности пробудился во мне.
Хотя… Дед теперь тоже знает о магии пожирания.
И ребята… Хоть перед ними я открылся и сам.
Проклятье, Маркелий! Может, не настолько ты и хорош в своей скрытности?
Впрочем, сейчас я действительно не переживал. Мой рассказ получился хоть и долгим — но гладким, и полностью подтверждающим то, что Юсупов знал и так.
И теперь, выслушав басни о всех моих приключениях, Инквизитор смотрел на меня своим насмешливым взглядом серых глаз — и при это с совершенно непроницаемым выражением лица.
— Да, Марк… Признаюсь честно, давно я не встречал такого… Деятельного молодого человека.
— Потому вы и дали характеристику в министерство обороны?
— В том числе. Но вообще мне было не с руки, чтобы тебя впустую допрашивали и держали взаперти ещё пару недель.
Я чуть напрягся при этих словах, но виду не подал.
— У военных не было никаких причин так поступать.