Но Энжел лишь отрицательно качнула головой.
– Я и правда ничем не могу тебе помочь, Стас! – сказала она, и я вдруг почувствовал, что сейчас Энжел вполне искренна со мной. – Каюсь, именно я помогла тебе увидеть пленников в истинном их обличии, но сделать так, чтобы ты вновь увидел в них людей… нет, это не в моих силах! Тут ты сам должен постараться…
Но у меня самого так ничего и не получилось, как не старался. А потом и самые последние группы пленных угрюмо продефилировали мимо нас и стали медленно удаляться.
И я уже не был так уверен, что идея освободить Костю и предъявить его нашей родной милиции – замечательная идея. Тем более, при явном нежелании этого самим Костей.
Точнее, лемуром, столько лет прикидывающимся человеком. И моим лучшим другом…
– Ладно! – угрюмо проговорил я и, протянув руку в сторону Энжел, добавил: – Куртку верни!
Ничего на это не отвечая, Энжел молча расстегнула куртку (умеет, всё-таки, с застёжками типа «молния» обращаться!) и, стащив её с плеч, молча протянула мне. А я, так же молча выхватил у неё из рук куртку.
– Уйти от нас хочешь? – догадалась Энжел. А может, вновь мысли мои прочитала.
– Хочу! – сказал я. – В свой мир, родной и любимый. Соскучился, понимаешь…
Энжел ответила не сразу. Некоторое время лишь смотрела на меня странным каким-то взглядом.
– Там опасно! Для тебя, я имею в виду.
– Я знаю, – сказал я, натягивая всё ещё чуть влажноватую куртку на плечи. – И что?
– Ты можешь остаться здесь. С нами.
– С вами? – переспросил я.
– Со мной, – тут же поправилась Энжел. – Я ведь тебе нравлюсь, разве не так?
И она вновь медленно и сладострастно провела ладонями по собственному почти обнажённому телу. Сверху вниз, от высокой груди до безукоризненной линии бёдер.
– Оставайся, Стас! Поверь, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты ни на мгновение не пожалел об этом!
Искушение было слишком велико, но я его всё же смог преодолеть. Может, потому, что вспомнил вдруг об Ирочке. Как она там, девочка моя безответная, всё ли в порядке у неё сейчас?
Спохватившись, я почти смущённо взглянул в сторону Энжел. Ежели прочитала последние мои мысли, неужто удержится от язвительных комментариев?
Удержалась. Только вздохнула печально.
– Ты очень красивая, Энжел, – сказал я. – Но я не могу остаться.
– Почему? – проговорила Энжел бесцветным каким-то голосом. – Я тебе не нравлюсь?
– Ты мне нравишься, – сказал я. – Мне просто у вас не нравится.
– У нас хорошо! – торопливо проговорила Энжел, и добавила ещё более торопливо: – У нас очень хорошо! Значительно лучше, нежели у вас!
– Возможно, – сказал я. – И так же возможно, что судьба пленников, с которыми поступают исключительно рационально, куда предпочтительнее судеб тех несчастных, решения о которых принимаются на уровне эмоций и личных симпатий-антипатий. Но…
– Но ведь так оно и есть! – перебивая меня, воскликнула Энжел. – Не понимаю, что мешает тебе с этим согласиться?
– Столб! – сказал я и, заметив недоумевающий взгляд Энжел, пояснил: – Тот самый, к которому меня не так давно привязывали. Не скрою, это было весьма рациональное решение, но с точки зрения моих собственных эмоций…
– Ты не сможешь вернуться! – закричала Энжел гневно и, одновременно, почти умоляюще. – Просто не сможешь, понятно тебе это?! Тут нет зеркал, а без них у тебя ничего не получится! Ты обречён остаться тут, в моём мире! Навечно остаться!
– Ты так считаешь?
Засмеявшись, я вытянул перед собой правую руку и медленно провёл её по воздуху, слева направо. И тотчас же вокруг меня вспыхнул зёлёноватым пламенем тонкий полукруг, который, удлиняясь, образовал замкнутое пылающее кольцо.
– Не вздумай к нему приближаться! – предупредил я Энжел. – Опасно!
Энжел и не приближалась. Лишь молча стояла и молча смотрела на меня. И такая мольба, такое немое обожание читалось в пристальном её взоре, что я вновь заколебался. И только мысль об Ирочке смогла поддержать мою, пошатнувшуюся, было, решимость.
– Прощай, Энжел! – успел вымолвить я, первым отводя взгляд. – Как говорится, будь счастлива!
В следующее же мгновение, взметнувшееся высоко вверх зелёноватое пламя окончательно поглотило меня. Но оно было не горячим, как и положено каждому, уважающему себя пламени, а почему-то обжигающе холодным, почти ледяным.
Глава 14
Когда я открыл глаза, то безо всякого удивления обнаружил, что нахожусь возле ворот собственной дачи, и что сейчас тут вроде как вечереет. Прямо за воротами по-прежнему находился мой «ягуар», а подле окна, ведущего на кухню (целёхонького, как это не странно!) суетился Петрович, подгребая металлическими граблями и метёлкой попеременно какой-то строительный мусор.
– Здорово, Петрович! – сказал я, заходя в ворота. – Классный вечерок, не находишь?
Петрович обернулся ко мне и уронил грабли.
– Я тут вчера вечером отлучился по делам в соседнюю деревушку, – продолжал я, останавливаясь возле «ягуара» и внимательно в него всматриваясь. – А сегодня утром мне сообщают, что тут ко мне, вроде как, милиционеры наведывались…
– Наведывались, – выдавил из себя Петрович, наклоняясь и вновь поднимая грабли. – Они потом и утречком ещё приезжали, правда, не в таком количестве. С извинениями…
– Вот даже как? – искренне удивился я, наконец-таки оторвав взгляд от автомобиля и подойдя чуть поближе к Петровичу. – А за что извинялись то?
– Так это… – Петрович всё вертел в руках грабли. – За окно выбитое… за то, что вас, Станислав Адамович, ошибочно в преступники определили…
– Ошибочно: – не поверил я своим ушам. – Это они так сказали?
– Они самые, – кивнул головой Петрович. – Потом, это… привезли рабочих окно заменить чтобы.
Надо же! И извинились, и окно вышибленное за свой счёт вставили!
– А девушка? – вспомнил я, наконец-таки, об Ирочке. – Та, с которой я приехал вчера! Где она сейчас?
– Так она, это… – Петрович замолчал на мгновение, пожал плечами. – Они, это… с собой её увезли…
– Плакала она, когда увозили?
Петрович вновь задумался на мгновение. С какой-то даже натугой почесал затылок.
– Не могу знать, – выдавил он, наконец, из себя. – Я ведь, это… шибко близко сюда не подходил. Издалека, это… наблюдать пришлось. Кажись, только…
– Что, только? – насторожился я.
– Кажись, не хотела она с ними уезжать. Вырывалась даже, когда её в машину усаживали, выкрикивала что-то. А вот плакала ли… этого как-то не разглядел…
Петрович замолчал. Я тоже молчал, мысленно представляя себе картину увоза Ирочки бравыми сотрудниками правоохранительных органов.
– Так я, это… – нерешительно начал Петрович. – Закончу тут с уборкой… или лучше потом подойти?
– Лучше потом, – думая о своём,