– Нет, спасибо! – приканчивая вино и ставя пустой бокал на столик, проговорил инспектор. – А впрочем… если только не совсем полный…
– Как скажешь!
После этого они оба долго сидели молча, держа в руках наполненные бокалы.
– Мы не знаем и десятой части всех тех тварей, что заполняют эти обширные леса, болота, водоёмы… – нарушил, наконец, обоюдное это молчание комиссар. – Но среди тех животных, которые нам известны, не менее половины… повторяю: не менее половины выкармливает молоком новорождённых своих детёнышей! И у всех их… заметь: у всех имеется шерстяной покров в той или иной степени развития. Понимаешь, что это значит?
– Да ничего это не значит! – одним залпом выпивая вино, выкрикнул инспектор. – Лишь то, что уроды – низшие существа, прямые родственники всех этих безмозглых лесных тварей!
– А мы? – тихо проговорил комиссар.
– А что мы?!
Вскочив с дивана, инспектор в волнении принялся вышагивать взад-вперёд по кабинету.
– Нас создал Бог по своему образу и подобию! – бормотал он при этом. – А они… а их… Они от дьявола! – выкрикнул инспектор, останавливаясь и поворачиваясь в сторону комиссара. – Как и все эти мерзкие твари лесов, болот, рек… все они созданы чёрными силами зла и преисподней!
Он замолчал, не спуская с комиссара внимательного и какого-то настороженного взгляда. Сам не понимая, чего именно, но инспектор втайне чего-то ждал от дяди. Согласится ли дядя сейчас с его словами, станет ли возражать… не это главное! Главное – в недосказанности…
Дядя не зря приехал, не зря завёл сейчас странный этот разговор. И каково будет продолжение… и лучше бы его, вообще, не было…
– Ты что, всерьёз веришь во все эти бредни? – вдруг спросил комиссар. – В Бога, в дьявола… во всю эту чепуху… ты что, и в самом деле во всё это веришь?
Инспектор ничего не ответил, а комиссар, поставив на стол недопитый бокал, встал, подошёл к племяннику и вторично положил руку ему на плечо.
– Самуэль, мальчик мой, – проговорил он мягко и доверительно. – Давай оставим эти наивные детские сказки для мутантов и простолюдинов. Не Бог, а длительная эволюция привела, в конце концов, к созданию человеческой цивилизации… но эта цивилизация, развитая, могущественная, так и не сумев совладать с собственным могуществом, надломилась под его тяжестью и мучительно погибла в огне и крови. И теперь на её развалинах, по крупицам собирая то, что ещё удалось сохранить, мы пытаемся создать свою, пусть и не такую развитую, но всё же цивилизацию. Если вера во Всевышнего хоть немного нам в этом помогает – что ж, мы будем всячески поддерживать и даже развивать эту наивную веру. Но только публично, на людях, ведая в душах и сердцах своих истинную цену всем этим библейским басням…
Комиссар замолчал и, подойдя к столу, поднял бокал, медленно поднёс его ко рту.
– Я пью за истину! – тихо, еле слышно проговорил он. – Не за веру, за истину, какой бы горькой и неприятной она для нас не оказалась!
– Ты сейчас говоришь опасные вещи, дядя! – стараясь не встречаться с комиссаром взглядом, проговорил инспектор. – Ведь если об этом кто-либо прознает и донесёт…
– Надеюсь, это будешь не ты!
Комиссар поставил на столик бокал, медленно подошёл к окну.
– Извини, Самюэль, я не хотел тебя обидеть! – отрывисто проговорил он. – Я тебя очень люблю… и ты тоже меня любишь, знаю! И ближе тебя у меня никого нет… и ты это тоже, надеюсь, понимаешь…
– Понимаю! – сдавленно произнёс инспектор. – И можешь быть со мной вполне откровенным! И сказать, наконец, то главное, с чем ты сегодня приехал!
– Ты прав!
Комиссар вернулся к сервировочному столику, вновь наполнил бокалы.
– Ты прав! – повторил он, поднимая бокал. – Хватит ходить вокруг да около… пора и тебе осознать, наконец, истинное положение дел! Истинное и весьма-весьма незавидное…
Комиссар замолчал, а инспектор, глядя на него, внезапно ощутил какой-то странный и неприятный холод в груди. Он вдруг осознал, что не хочет продолжения этого разговора, что просто боится этого самого продолжения… и, осознав это, едва не закричал, что «всё, хватит, на этом и остановимся!»
– Речь идёт сейчас не о тебе, и не обо мне, – продолжал меж тем комиссар. – Речь идёт о том, быть или не быть всей нашей цивилизации вообще! Ты меня слушаешь, Самуэль?
– Я слушаю, дядя! – хрипло проговорил инспектор, судорожно расстёгивая на груди костяные пуговицы рубашки. – Ты имеешь в виду крыс, да? Это от них нам грозит опасность?
– Я имею в виду уродов! – каким-то глухим, враз изменившемся голосом проговорил комиссар. – Этих, так называемых, уродов?
Комиссар замолчал, а инспектор посмотрел на него с некоторым недоумением.
– Почему ты назвал их «так называемыми»? – спросил он. – Они и есть уроды… мутанты, ежели по-научному. И это не просто слова, это научно доказанный факт…
– Кем? – тут же перебил комиссар племянника. – Кем доказанный?
– Ну, я не помню конкретно… – инспектор замолчал, так и не докончив фразы, и некоторое время лихорадочно пытался вспомнить хоть один из тех неопровержимых доводов, которые в своё время приводил во время своих лекций декан их училища, святой отец Конрад. – Ну, ладно… эти молочные железы… волосяной покров на теле…
– Ты всё ещё считаешь это признаками мутации? – вторично перебил племянника комиссар. – Самюэль, мальчик мой! Да открой ты, наконец, глаза и посмотри на вещи трезвым критическим взглядом! Это мы – мутанты! Мы, а не они!
Инспектору вдруг показалось, что пол качнулся у него под ногами. Он непроизвольно ухватился рукой за стену и с недоумением (и одновременно, с надеждой) взглянул на комиссара.
– Ты пошутил, дядя?
Комиссар ничего не ответил. Он лишь наполнил до краёв опустевший бокал и вновь поднёс ко рту.
– Почему ты молчишь, дядя? Это ведь шутка была, разве не так?
Инспектор говорил тихо и почти спокойно, но это спокойствие давалась ему, ох как, нелегко. Хотелось заорать что есть силы, стукнуть кулаком по столу, разнести вдребезги этот дурацкий стол…
– Да скажи ты хоть что-нибудь, дядя!
Комиссар допил вино, молча, словно раздумывая, повертел в пальцах бокал и, наконец, поставил его на стол.
– Знаешь, Самюэль, – проговорил он негромко и с какой-то болью в голосе, – я долго раздумывал: говорить тебе это или всё же не стоит. Эта такая тайна, о которой даже не все в руководстве осведомлены. Но что делать, если тайна сия вышла наружу и не сегодня-завтра она может стать известна всем, включая и самих уродов. Этих, так называемых, уродов… – тут же поправился комиссар.
– Что ты такое говоришь, дядя?!
– Эта уродка, которую ты упустил… она уже обо всём отлично осведомлена! А