Прокричав, а вернее, прохрипев это, всадник замолчал и, качнувшись в последний раз, рухнул прямо под ноги собственной лошади. И тут только Санька смогла разглядеть стрелу, торчавшую у него между лопаток.
– Уходим! – скомандовал предводитель, птицей взлетая на вороного своего жеребца.
И, разом повернув коней, всадники унеслись прочь. А Санька осталась.
Одна в бричке, запряжённой двумя лошадьми.
Глава 8
В той, прошлой своей жизни Санька редко ездила на «лошадиной тяге», да и то лишь исключительно в качестве праздной пассажирки.
Иван, он мог и коня запрячь, и весьма лихо им править, а вот сама Санька ни с чем подобным даже не сталкивалась. Знала теоретически, что «управление» лошадьми с помощью вожжей следующим образом происходит: натягиваешь нужную вожжу – и конь послушно в эту же сторону и поворачивает…
В теории это звучало довольно-таки неплохо, но вот на практике оказалось совсем худо. Да так худо, что дальше некуда!..
Вообще-то, самым первым Санькиным поползновением после того, как всадники подались прочь, и оставили её в покое, было – бежать! Бежать со всех ног и куда глаза глядят, лишь бы подальше от страшного этого места, от висельника, мерно покачивающегося под порывами ветра совсем неподалёку от неё, от второго мертвеца со стрелой в спине, лежащего у самой, считай, брички. И Санька, напрочь позабыв о своих израненных ногах, даже соскочила, чтобы…
И сразу же поняла, что бежать в данный конкретный момент она, увы, не в состоянии. Ковылять… это ещё кое-как…
И она, подобрав с земли вожжи, вновь вкарабкалась на бричку. Но уже не на заднее мягкое сидение – а на переднее, деревянное. Уселась там поудобнее, встряхнула вожжами.
– Но! – неуверенно крикнула она. – Пошли!
Кони даже не шелохнулись. Как стояли, лениво пощипывая редкую придорожную травку, так и остались стоять.
– Пошли, давай! – со слезами в голосе крикнула Санька, повторно встряхивая вожжами. – Ну же!
И вновь никакого эффекта.
И тут Санька вспомнила про кнут. Где-то тут он валялся… вот только где? Ага, вот же… прямо под ногами!
– Добром не хотите! – пробормотала Санька, неумело взмахивая кнутом. – А ну, вперёд!
Эффект на этот раз превзошёл все её ожидания.
Кони рванули с места так, что Санька, никак этого не ожидавшая, кувыркнулась с переднего сиденья на заднее. Вернее, в промежуток между передним и задним сиденьями, да так и застряла там с прижатыми к голове коленками.
А кони всё набирали и набирали скорость.
– Стойте! – испуганно завопила Санька, отчаянно, но, тщетно пытаясь выбраться из той неудобной позиции, в которую сама же себя и посадила. – Да стойте же вы!
Лошади, конечно же, не послушались. Вряд ли они даже расслышать смогли тонкий срывающийся Санькин голос в сплошном грохоте и лязге, издаваемом подпрыгивающей на ухабах бричкой. Они мчались изо всех сил, а лязг и грохот, раздающиеся позади, казалось, только придавал им прыти…
Лошади, что называется, понесли. И Санька, выбравшаяся, наконец, из-под сидения, воочию смогла в этом убедиться.
Как и в том, что положение у неё незавидное. И это ещё мягко сказано.
Вожжи она потеряла, вернее, волочились они по земле и были теперь совершенно недоступными, а значит, бесполезными. Кнут, который валялся рядом с Санькой, был ещё более бесполезным, ибо кнутом можно подогнать лошадей, но никак их не остановить.
Оставалось одно: прыгать!
Или ожидать, когда бричка, не выдержав, наконец, бешенной этой скорости, сама перевернётся или развалится на составные части.
И то и другое почти одинаково страшило Саньку, но на прыжок надо было решиться, а вот решимости у Саньки явно не хватало. И поэтому она, уцепившись обеими руками за боковой поручень, всё оттягивала и оттягивала неизбежное…
А потом сквозь лязг и грохот, издаваемые, подпрыгивающей на ухабах бричкой, до её ушей донёсся внезапно посторонний какой-то звук. Ещё не совсем понимая, что это такое может быть, Санька чуть повернула голову влево и… увидела всадника. Подгоняя собственную лошадь, он мчался теперь совсем рядом с Санькой, и был он молод, даже очень молод. Наверное, немногим лишь старше её самой.
Но, несмотря на крайнюю свою молодость, юноша был уже воином. Об этом свидетельствовала сабля на поясе и рукоять пистолета, торчащая из кожаной кобуры, притороченной к седлу. Богатый, расшитый золотыми узорами кафтан указывал на принадлежность к дворянскому (а может даже, боярскому) сословию, а значит, был этот молодой всадник из числа царских ратников, но никак не из восставших крестьян.
Впрочем, сейчас уже Санька и сама не знала, кого из них следует больше опасаться.
– Помогите! – испуганно пискнула она, с мольбой глядя на юношу.
– Сейчас пособлю! – звучным юношеским тенором крикнул юноша, пришпоривая лошадь. – А ты, это… ты пока крепче держись!
Санька и так держалась из последних сил. А юноша, не обращая больше на Саньку никакого внимание, обогнал бричку и почти уже поравнялся с бешено несущимися лошадями упряжки. Некоторое время просто скакал рядом с ними, как бы примериваясь, а потом совершенно неожиданно для Саньки оказался вдруг на спине ближайшей из упряжных лошадей. Как это ему удалось, да ещё почти мгновенно… этого Санька так и не смогла понять. Да, если честно, не до того ей сейчас было…
– Тр-р-р! – всё также звучно закричал юноша, чуть откидываясь назад. – Ишь, разбежались!
Наверное, кроме возгласа, он ещё и сделал там что-то такое, потому как лошади, сначала просто перешли с галопа на рысь, а потом и вовсе пошли почти шагом, шумно фыркая и широко раздувая мокрые от пота бока. А юноша внезапно обернулся и подмигнул Саньке.
– Испугался, малец?
Не имея ни сил, ни голоса, Санька просто кивнула.
– Я тоже испугался! – сказал юноша, останавливая, наконец, лошадей и спрыгивая на землю. – За тебя, малец, испугался. А ты что, так один и странствуешь?
Не зная, что и ответить на этот вопрос, Санька не ответила ничего. Да юноша и не ждал ответа.
– Это не твоего ли отца повесили царские ратники? – спросил он участливо. – Видел я, там, у дороги…
И вновь Санька ничего ему не ответила. А вместо этого лишь разрыдалась в голос.
– Ну, прости! – виновато пробормотал юноша, по-своему поняв её слёзы. – Спросил, не подумавши.
Он подошёл к бричке, некоторое время молча смотрел на безутешно рыдающую Саньку. А она всё пыталась объяснить, что повешенный – никакой ей не отец. И что он убил Феофана… и правильно его повесили соратники этого симпатичного юноши, за дело повесили, душегуба