– Побили, так пойди и побей их сам.
В этом случае так отвечали даже женщины. Катерина, отправляя сына на очередной бой, прятала мокрые от слёз глаза, но не сдавалась, отлично понимая, что иной жизни у них и быть не может. Младший Елисей, едва научившись ходить, потянулся за старшим братом, хоть и не поспевая, но упрямо пытаясь догнать. Это было и смешно, и умилительно. Святослав, то и дело сердясь на брата за задержки, быстро научился терпеть и, беря его за руку, вёл за собой.
– Вы одной крови, – регулярно повторял им Матвей, пока мать смазывала мальчишкам разбитые в играх коленки и локти.
В общем, семья жила весело, хоть и не так просто, как могло казаться. Григорий, списанный из реестра по возрасту, в кузне своей только не ночевал, явно переживая за сына, когда Матвей в очередной раз отправлялся в разъезд или патруль. Но бог миловал. За всё время службы его несколько раз доставали, но все раны были не более чем царапинами. Что ни говори, а окраинные земли империи никогда не были спокойными. Так что бывало всякое.
Стычки с горцами и степняками, схватки с контрабандистами и просто разбойниками, которые решили, что в таком неспокойном регионе, как предгорья Кавказа, и их делишкам место найдётся. В общем, как говорится, каждой твари по паре. И со всей этой нечистью приходилось бороться именно казакам. Ведь по уложению о казачьем воинстве, именно для этого им и полагались различные вольности.
* * *
Загнав Буяна в денник, Матвей сполоснул руки в бочке с водой и, устало вздохнув, задумчиво оглядел двор. Вроде всё прибрано, всё лежит на своих местах, и даже куры в загоне, а всё одно свербит что-то на душе, словно что-то упустил важное и никак не можешь вспомнить, что именно. Заглянув в кузню и убедившись, что помощи отцу не требуется, он уселся на лавочку у крыльца и, откинувшись на стену, попытался понять, кой чёрт не даёт ему покою.
Вроде бы всё идёт, как обычно. Сев по весне, работа в кузне, осенняя страда, после ярмарка, походы за грибами и ягодой, сбор орехов. Но всё равно чего-то не хватало. Служба? Так тут вроде тоже всё ровно. Выезды в патрули и разъезды. Редкие стычки со степняками. Иногда и с горцами. Вроде тоже ничего нового. Войной живём, с войны кормимся. И словно в ответ на его мысли в грудь коротко толкнуло. Вот оно. Война!
Тогда, в девятьсот четвёртом, их война на Дальнем Востоке не задела. Там крепко морякам досталось. Ну и пехоте, само собой, с казаками забайкальскими. Но тем меньше, а самое обидное, что господа генералы умудрились и тут обделаться. Продали и предали всё, что только можно было. Особенно господа промышленники. Эти воровали так, что только мошна трещала. Уж про телеграммы японскому императору Матвей хорошо помнил. После была первая революция в девятьсот пятом, ещё куча каких-то бунтов и восстаний, но всё это было в столице.
Тут, в степи, всё шло обычным укладом. Было, конечно, несколько дурных приказов, но казаки, по извечному служивому правилу, исполнять их не торопились. Пусть прежде в столице горячие головы охолонут и сами разберутся, чего понаприказывали. А уж они своё дело знают туго. Возникни нужда, встанут конно и оружно, как по уложению и положено. На том весь век воинство казачье и держится. Была ещё попытка то самое уложение отменить, но тут атаманы казачьи быстро тем отменяльщикам головы на место поставили.
Просто напомнили, что казаки это отдельное вооруженное сообщество, способное и без всяких регулярных войск власть в столице сменить. Тем более что отдельных казачьих полков там и так хватало. На том и успокоились. Зато примерно в девятьсот седьмом началась странная замятня на Ближнем Востоке. Какая-то там Антанта принялась пирог делить. А под эту сурдинку местные принялись друг дружку резать так, что никакой войны не надо. Сами управятся. В Персии, к примеру, всё шло к гражданской войне.
Опытные ветераны, регулярно беседуя с купцами из тех земель, только головами качали, отлично понимая, что очень скоро таким макаром вся эта буча может и до границ империи докатиться. Так что молодую смену казачат готовили серьёзно. И экзаменацию они сдавали куда как жёстко. Самому Матвею пришлось взять на себя обучение казаков пластунским ухваткам и метанию ножей. Как оказалось, лучше него в этом деле в станице и не было.
Так что три раза в седмицу он выезжал за околицу на луг, где были установлены мишени для ножей, и принимался обучать парней всему, что сам умеет. Казачки, понимая, что эти приёмы могут сохранить им жизни, учились от души, можно сказать, истово. Тем паче что приказ об этом обучении поступил от станичных старшин. А с этими людьми лучше не спорить. Разом в бараний рог свернут.
Припомнив некоторые эпизоды обучения молодёжи, Матвей невольно усмехнулся. Гонор поначалу им пришлось отшибать в буквальном смысле кулаками. Зато потом, сообразив, что это не баловство, учиться парни начали всерьёз. Мысли его снова вернулись к возможной войне на границе России, и оберег, который он носил не снимая с того дня, как схоронили деда Святослава, снова толкнулся в грудь. По всему выходило, что мыслил он в верном направлении.
Оберег этот был не просто памятью о старом казаке, являвшемся Матвею родичем в дальнем колене, а ещё и ниточкой, связывавшей его со старым, уже почти забытым божеством, Перуном, считавшимся в старые времена основателем рода человеческого и покровителем всех воинов, защищавших свою землю. Недаром оберег этот назывался громовой стрелой и был сделан из кремня в виде наконечника стрелы. Кремень – камень воинов.
Пять таких же наконечников хранилось в старой шкатулке, полученной Матвеем от самого Святослава. Для его будущих сыновей. Так сложилось, что Матвей, оказавшись в этом мире, стал наследником старика в воинском искусстве и, как следствие, был посвящён самому Перуну. Ведь это именно его усилием парень в этом мире и оказался. В общем, история эта была настолько странной и запутанной, что без ящика спиртного и учёной степени по физике в ней не разобраться.
Осознав, что мыслит в верном направлении, Матвей снова принялся анализировать происходящее на границах. По всему выходило, что