София. Его маленькая, любознательная София, которая всегда смотрела на мир глазами, видящими больше, чем положено обычному человеку. Неужели медальон, который он подарил ей, пробудил что-то дремлющее в её крови — наследие отца, способное стать как благословением, так и проклятием?
Мысли роились в голове Крида, пока его руки сжимали руль арендованного «Альфа Ромео». Автомобиль мчался по извилистым дорогам Умбрии, среди оливковых рощ и виноградников, под ярким итальянским солнцем, которое сейчас казалось Виктору холодным и безжалостным.
Праматерия внутри него реагировала на его эмоции, создавая странные эффекты — порывы ветра, возникающие ниоткуда, лёгкие изменения гравитации, заставляющие автомобиль на мгновение отрываться от дороги на поворотах. Виктор стискивал зубы, сдерживая эту силу, направляя её внутрь, не позволяя вырваться наружу. Контроль, выработанный тысячелетиями, был сейчас важнее, чем когда-либо.
Наконец, за поворотом показалась знакомая подъездная дорожка, ведущая к вилле. Крид почувствовал, как его сердце сжалось от странного предчувствия. Что-то изменилось. Место, которое он считал домом, ощущалось теперь иначе — словно на картину, написанную тёплыми красками, наложили холодный голубоватый фильтр.
Он остановил машину перед виллой и вышел, внимательно изучая окружающее пространство новыми чувствами. Энергетические потоки, обычно спокойные и гармоничные в этом месте, были искажены, закручены в странные узоры, напоминающие те символы, что он начертал на странице из собственной кожи.
И источник этого искажения был наверху, в комнате Софии.
Виктор взбежал по ступеням крыльца, не дотрагиваясь до двери — она распахнулась сама, повинуясь импульсу его воли, усиленному праматерией. В холле его встретила Изабель — бледная, с тёмными кругами под глазами, но сохраняющая то внутреннее достоинство, которое он всегда в ней ценил.
— Виктор, — прошептала она, обнимая его. — Ты изменился.
Не «ты вернулся» или «я так рада тебя видеть», а именно это — прямое признание трансформации, которую она чувствовала даже без объяснений. Именно за эту проницательность, эту способность видеть суть вещей, он и полюбил её когда-то.
— Да, — просто ответил Крид. — Что с Софией?
Изабель провела рукой по волосам, жест, который выдавал её усталость и тревогу.
— Началось три дня назад, — сказала она. — Сначала просто лихорадка, но странная — температура поднималась и опускалась без всякой закономерности. Потом галлюцинации… или не галлюцинации. Она видит вещи, Виктор. Вещи, которых не должна видеть. Говорит о потоках силы, о символах в воздухе, о шёпоте из-за грани реальности.
Изабель сделала паузу, затем добавила тише:
— И её глаза… иногда в них вспыхивает голубое пламя. Совсем как у тебя.
Виктор сжал кулаки. Его худшие опасения подтверждались. Медальон, который он подарил дочери, действительно пробудил что-то дремлющее в её крови — часть его собственной сущности, переданная с генами. И теперь, когда он вернулся, став сосудом для праматерии, этот потенциал пробуждался быстрее, резонируя с новой силой, текущей в его венах.
— Где она сейчас? — спросил Крид.
— В своей комнате, — ответила Изабель. — С ней Александр. Он не отходит от сестры, хотя… кажется, немного боится её. Или того, что с ней происходит.
Виктор кивнул и направился к лестнице.
— Я помогу ей, — твёрдо сказал он. — Обещаю.
В глазах Изабель мелькнуло сомнение — не в его намерениях, а в его способности исполнить это обещание. Она начинала понимать, что происходящее выходит далеко за рамки обычных человеческих проблем, даже медицинских.
— Что ты собираешься делать? — спросила она, следуя за ним по лестнице.
Крид остановился, повернувшись к ней. В его глазах пульсировало голубое пламя, но теперь к нему добавились странные оттенки — цвета, которым не было названия в человеческих языках.
— То, что должен сделать отец, — ответил он. — Защитить своего ребёнка. Любой ценой.
Виктор поднялся на второй этаж и подошёл к двери комнаты Софии. Даже не касаясь дерева, он чувствовал энергетические возмущения, исходящие изнутри — словно маленький торнадо силы формировался вокруг его дочери, с каждым моментом становясь всё интенсивнее, всё неуправляемее.
Он тихо открыл дверь и вошёл.
София лежала на кровати, её обычно румяное лицо было бледным, с неестественным голубоватым оттенком. Рядом сидел Александр, держа сестру за руку и что-то тихо рассказывая ей — какую-то историю о приключениях выдуманных героев, отвлекающую сказку, которую он придумывал на ходу.
Увидев отца, мальчик вскочил, его лицо озарилось надеждой и облегчением.
— Папа! — воскликнул он. — Ты вернулся!
София медленно повернула голову, и Виктор увидел её глаза — совсем как описывала Изабель, в них пульсировало голубое пламя, тот же огонь, что горел в его собственных глазах. Но в отличие от его контролируемого, направленного пламени, огонь Софии был хаотичным, неустойчивым, словно свеча на ветру.
— Ты изменился, папа, — прошептала девочка голосом, который звучал одновременно детским и древним. — Ты принёс с собой… нечто. Нечто старше звёзд.
Виктор подошёл к кровати и сел на край, бережно взяв дочь за руку. Он почувствовал, как энергия, излучаемая её телом, вступает в резонанс с праматерией внутри него — словно два инструмента, настроенные на близкие, но не идентичные частоты.
— Да, принцесса, — мягко ответил он. — И я вижу, что ты тоже изменилась. Медальон… ты носила его?
София кивнула, указывая на прикроватную тумбочку, где лежал подаренный им артефакт. Серебристый металл с голубоватым оттенком теперь пульсировал тем же неровным светом, что и глаза девочки.
— Он показал мне… вещи, — прошептала она. — Сначала это было интересно. Красиво. Я видела, как мир на самом деле устроен, папа. Все нити, все связи, все потоки силы…
Её голос дрогнул, и на лице появилось выражение боли.
— Но потом стало слишком много. Слишком ярко, слишком громко. Я не могу это выключить. Не могу перестать видеть, слышать, чувствовать…
Виктор кивнул с пониманием. Он знал это состояние — когда чувства становятся настолько острыми, что каждое ощущение превращается в пытку. Он проходил через это многократно, с каждой трансформацией своей сущности, с каждым новым уровнем силы. Но для ребёнка, для его маленькой дочери, это было слишком.
— Я помогу тебе, Софи, — тихо сказал Крид, гладя её по волосам. — Я знаю, что делать.
Он повернулся к Александру и Изабель, стоявшим у двери.