Ли Вэй открыл глаза и улыбнулся, видя замешательство на лице Виктора.
— Реальность многослойна, как луковица, — напомнил он. — То, что произошло, было одновременно видением и не видением, путешествием и медитацией, физическим перемещением и духовным опытом.
Монах поднялся на ноги, его движения были плавными, несмотря на явную усталость, читавшуюся в его глазах.
— Сколько времени прошло? — спросил Крид, также поднимаясь.
— Три дня, — ответил Ли Вэй. — Мы сидели здесь в медитации три дня и три ночи. Ученики приносили нам воду, но мы не пили её. Они зажигали свечи, но мы не видели их света. Мы были… в другом месте.
Виктор кивнул. Это объясняло странное ощущение голода и жажды, которое он испытывал, а также лёгкое онемение в конечностях после долгого сидения в неподвижной позе.
— И кристалл теперь… — начал он.
— В безопасности, — закончил за него Ли Вэй. — В месте, которое ты создал. В концепции, которую ты воплотил. Никто не найдёт его там, даже если будет искать вечность.
Он направился к выходу из зала, и Виктор последовал за ним. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая стены храма в оттенки золота и пурпура. В воздухе пахло весной — свежей зеленью, цветами, жизнью, пробуждающейся после зимнего сна.
— Что теперь? — спросил Крид, глядя на мирную картину храма, погружённого в вечернее спокойствие. — Куда ведёт мой путь дальше?
Ли Вэй улыбнулся — той мудрой, загадочной улыбкой, которая, казалось, была с ним всегда.
— Это тебе решать, Бессмертный, — ответил он. — Твоя великая задача выполнена. Враг побеждён, врата запечатаны, ключ спрятан там, где его никто не найдёт. Теперь ты свободен — действительно свободен, возможно, впервые за все тысячелетия своего существования.
Он сделал паузу, глядя на закатное небо.
— Ты можешь остаться здесь, продолжать изучать путь даосизма. Можешь вернуться к маньчжурам, стать их вождём и мудрецом. Можешь отправиться дальше, изучать новые земли, новые культуры, новые философии. Выбор теперь полностью твой, и это, возможно, самый сложный выбор из всех, что ты когда-либо делал.
Виктор задумался. Старый монах был прав: свобода, настоящая свобода выбора — странное и непривычное чувство для того, кто столетиями был связан судьбой, долгом, необходимостью.
— Я думаю… — начал он, но Ли Вэй остановил его жестом.
— Не решай сейчас, — посоветовал старик. — Дай себе время. Медитируй. Размышляй. Позволь решению созреть естественно, как плод на дереве, а не срывай его незрелым.
Он улыбнулся, и в его глазах Виктор увидел отражение собственной древности, собственной мудрости, накопленной за тысячелетия.
— А пока, — добавил Ли Вэй, — есть вещи более приземлённые и неотложные. Например, ужин после трёх дней голода.
С этими словами монах направился в сторону трапезной, и Крид последовал за ним, чувствуя странное облегчение. Впереди было будущее — неопределённое, открытое, полное возможностей. И впервые за очень долгое время Виктор Крид не знал, что оно принесёт, и эта неизвестность не пугала, а радовала его, обещая новые открытия, новый опыт, новое понимание.
* * *
Недели складывались в месяцы, а месяцы — в годы. Виктор Крид, Бессмертный, победитель Абаддона, остался в храме Белого Облака, продолжая изучать путь даосизма под руководством Ли Вэя. Его прогресс был стремительным — словно семена знаний, посеянные в его сознании тысячелетиями скитаний, наконец нашли плодородную почву и проросли, выпуская крепкие побеги понимания.
К нему приходили ученики — не только китайцы, но и странники из далёких земель, привлечённые слухами о необычном мастере с горящими голубым огнём глазами, чья мудрость, казалось, не имела границ. Виктор не отвергал их, но и не привязывался к роли учителя, предпочитая считать себя таким же искателем, как и они, просто прошедшим чуть дальше по пути.
Император Китая несколько раз присылал к нему послов с приглашениями вернуться в Запретный город, стать советником Сына Неба, но Крид вежливо отклонял эти предложения. Мирские дела мало интересовали его теперь, когда он начал постигать глубины даосской мудрости, проникать в тайны мироздания, недоступные обычному восприятию.
Маньчжурские племена, объединённые его усилиями, продолжали жить в мире с Китаем, развивая торговлю и культурный обмен. Иногда их вожди приезжали в храм Белого Облака, чтобы посоветоваться с Бессмертным по важным вопросам, но всё реже и реже — они научились принимать решения самостоятельно, и это радовало Виктора больше, чем любые знаки уважения или поклонения.
А потом, в один из весенних дней, случилось то, чего Крид подсознательно ожидал все эти годы: Ли Вэй исчез. Не было прощальных слов, не было объяснений или указаний. Старый монах просто не появился на утренней медитации, и все поиски на территории храма и за его пределами не принесли результатов.
Виктор знал: его учитель не умер. Такие, как Ли Вэй, не умирают в обычном понимании этого слова. Они просто… уходят. Переходят на следующий уровень существования, отправляются в путешествие за пределы того, что можно описать словами.
В комнате старого монаха Крид нашёл лишь один предмет — компас Восьми Бессмертных, тот самый бронзовый диск с концентрическими кругами и странными символами, который помог им найти путь в Бесформенное Царство. Это был прощальный подарок и одновременно намёк: путь продолжается, и теперь Виктор должен пройти его самостоятельно.
В ту ночь Бессмертный долго сидел на вершине холма, где рос древний дуб с контуром двери, ведущей между мирами. Он смотрел на звёзды, зная, что где-то среди них, в измерении, недоступном обычному восприятию, хранится кристалл с запечатанными вратами времени. И что его собственный путь, хоть и изменившийся, ещё далёк от завершения.
На рассвете он принял решение. Виктор оставит храм Белого Облака и отправится туда, где его мудрость и сила могут принести наибольшую пользу. Не как завоеватель или правитель, но как учитель и наставник, несущий знания, накопленные тысячелетиями странствий и дополненные даосской мудростью.
Прежде чем покинуть храм, он собрал монахов и учеников во внутреннем дворике. Восходящее солнце окрашивало их белые одежды в золотистые тона, создавая впечатление, что все они светятся изнутри.
— Я ухожу, — просто сказал Крид. — Путь зовёт меня