Он сделал паузу, затем добавил:
— Но у нас есть условия. Маньчжуры должны признать верховную власть императора Китая и ежегодно присылать дань в знак уважения. В ответ мы гарантируем защиту и покровительство.
Это было традиционное предложение вассалитета, которое Китай веками предлагал соседним народам. Не равноправный союз, а отношения господина и слуги, пусть и облечённые в дипломатические формулировки.
Виктор долго смотрел на императора, и в его взгляде читалось не раздражение или гнев, а скорее сожаление — словно он наблюдал за ребёнком, повторяющим ошибки, которые сам давно перерос.
— Я ценю ваше предложение, Ваше Величество, — наконец произнёс он. — Но должен его отклонить. Маньчжуры не станут вассалами Китая. Мы предлагаем равноправный союз или ничего.
Он сделал шаг вперёд, и голубое сияние вокруг него стало заметнее, как случалось, когда его эмоции усиливались.
— Поймите, Ваше Величество: мир меняется. Старые отношения господства и подчинения уступают место новым — основанным на взаимном уважении и общей выгоде. Те, кто не сможет принять эти изменения, будут сметены ходом истории.
Император побледнел, его руки сжали подлокотники трона. В зале воцарилась напряжённая тишина — никто из присутствующих не осмеливался вымолвить ни слова, все взгляды были устремлены на Сына Неба, ожидая его реакции на дерзость чужеземца.
Наконец, император медленно выдохнул, словно принимая тяжёлое решение.
— Возможно… мы были слишком поспешны в своих суждениях, — произнёс он, и каждое слово явно давалось ему с трудом. — Идея равноправного союза заслуживает… дальнейшего обсуждения.
Виктор улыбнулся — дипломатически, но с явным удовлетворением.
— Мудрое решение, Ваше Величество. Я предлагаю сформировать совместную комиссию из представителей обоих народов для разработки деталей нашего соглашения.
Император кивнул, сохраняя царственное достоинство, хотя всем было ясно, что он только что отступил перед волей чужеземца — беспрецедентный случай в истории Поднебесной.
— Да будет так, — произнёс он. — Наши министры будут работать с твоими… представителями над составлением договора.
Он сделал паузу, затем добавил с ноткой искреннего любопытства в голосе:
— А теперь, когда формальности завершены… я бы хотел узнать больше о тебе, чужеземец. О твоей истинной природе и о силе, которую ты носишь в себе.
Крид внимательно посмотрел на императора, словно оценивая его готовность к тому, что он мог рассказать. Затем кивнул.
— Я расскажу вам то, что вы способны понять, Ваше Величество. Но должен предупредить: некоторые знания меняют того, кто их получает, навсегда.
И он начал говорить — о своём бессмертии, о тысячелетиях странствий, о Копье Судьбы и пяти кольцах, о вратах времени, которые он запечатал, и о существах, подобных Абаддону, стремящихся нарушить равновесие между мирами. Он говорил языком мифа и поэзии, упрощая там, где человеческий разум не мог постичь полной истины, но сохраняя суть — рассказ о силах, превосходящих понимание смертных, и о выборе, который каждый делает перед лицом этих сил.
Император слушал, не прерывая, его лицо менялось от скептицизма к изумлению, от страха к благоговению. Когда Виктор закончил свой рассказ, в зале воцарилась глубокая тишина, настолько полная, что можно было услышать, как потрескивает пламя свечей.
— Я… благодарю тебя за эту историю, Бессмертный, — наконец произнёс император, и впервые в его голосе звучало искреннее уважение, лишённое высокомерия. — Она даёт мне много пищи для размышлений.
Виктор склонил голову.
— Размышление — начало мудрости, Ваше Величество. А мудрость — лучший советник для правителя.
С этими словами он повернулся и покинул тронный зал, оставив императора и его двор в глубоком молчании, осмысливать услышанное и готовиться к новому миру, который рождался на их глазах — миру, где древние враги становились союзниками, где мудрость ценилась выше силы, и где тайны, скрытые за завесой обыденности, иногда приоткрывались тем, кто был готов их увидеть.
А Крид, покинув Запретный город, отправился дальше — не обратно в маньчжурские земли, как многие ожидали, а на запад, к далёким горам Тибета, где в одном из затерянных храмов он намеревался спрятать кристалл с запечатанными вратами времени. Он знал, что рано или поздно его путь снова приведёт его к маньчжурам, к императору Китая, к бесконечной игре сил и воль, составляющей ткань истории.
* * *
Виктор Крид задержался в Запретном городе дольше, чем планировал изначально. Что-то в древней культуре Поднебесной притягивало его — возможно, мудрость, накопленная тысячелетиями, или философские учения, перекликающиеся с тем, что он узнал за свою бесконечно долгую жизнь.
Император, всё ещё опасавшийся странного чужеземца, но и зачарованный им, предоставил Криду доступ к императорской библиотеке — сокровищнице древних свитков и манускриптов, многие из которых считались утерянными. Здесь, среди пыльных томов и хрупких пергаментов, Бессмертный проводил дни и ночи, поглощая знания с жаждой, которую не могли утолить века.
Особенно его заинтересовало учение даосов — философия пути и гармонии с природными силами. В ней он находил отголоски того понимания, которое пришло к нему после слияния с кольцами Копья Судьбы.
Однажды вечером, когда красноватые лучи заходящего солнца проникали сквозь решётчатые окна библиотеки, к Виктору присоединился старый даосский монах Ли Вэй, чья репутация мудреца была известна даже за пределами Китая.
— Ты читаешь труды мастера Лао-цзы, — заметил старик, бесшумно подходя к столу, где сидел Крид. — Но понимаешь ли ты их истинный смысл?
Виктор оторвался от древнего свитка и посмотрел на монаха. Его глаза, в которых пульсировал голубой огонь, встретились с мудрым взглядом старца, не выказавшего ни страха, ни удивления перед необычным посетителем.
— Я понимаю слова, — ответил Крид. — Но чувствую, что за ними скрывается нечто большее, ускользающее от меня.
Ли Вэй улыбнулся, морщины на его лице сложились в узор, напоминающий карту реки с многочисленными притоками.
— «Дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное Дао», — процитировал он. — Чтобы постичь путь, недостаточно изучать тексты. Нужно жить им.
Он сел напротив Виктора, его движения были плавными, несмотря на преклонный возраст.
— Расскажи мне о своём пути, Бессмертный, — попросил старик, и в его голосе не было ни подобострастия, ни страха, лишь искренний интерес.