– А я? – неожиданно вставила Надя. – Мне тоже пойти с вами? Ведь никого из людей, замороженных сто лет назад в жидком азоте в надежде на достижения грядущей медицины, так и не удалось оживить. А там в горах, в розовом тумане…
Но захочет ли Никита смотреть еще на одну старушку?
– Боюсь, что космический масштаб времени перекроет даже возможности сказочной Шамбалы! Увы, жизнь – не сказка. Прожитые дни не растянуть на целое тысячелетие. А дать погибнуть в космосе людям, ждущим нашей помощи, мы, спасатели, не можем, не имеем права, пусть даже ни у кого из нас не останется надежды…
– И у тебя? – со скрытым смыслом спросила Надя.
– И у меня тоже, конечно, не останется никакой надежды, – хрипло произнес Никита.
– А я? Разве я перестала быть Надеждой? – спросила девушка, заглядывая в глаза Никите.
Елена Михайловна удивленно посмотрела на нее.
Никита через силу улыбнулся.
– Ты останешься надеждой своего замечательного деда и оправдаешь общие как одаренный математик.
– Как? Как ты сказал? Математик?
– Ну да, математик!
– А разве математики не нужны в космическом рейсе?
Никита развел руками:
– Надя, милая моя! Наш экипаж давно укомплектован. И только что в полном составе поклялся выполнить свой долг. Звездолет рассчитан только на спасателей и спасенных и больше ни грамма не возьмет!
С болью в сердце видел Никита, как Надя изменилась в лице.
Бережной и Генри Гри, свесив ноги, сидели на обрыве. С тонкой березы, растущей чуть ниже, свешивались листья и сережки. Генри Гри дотянулся до ближней ветки, пригнул ее к себе и прикрыл листвой, как вуалью, лицо.
– Скажи, Бережной, – не без лукавства спросил он. – Как ты мог додуматься до моей тайны?
Бережной прищурился:
– Э, дружище! Не такой уж труд! Детектива не треба. Чуть пристальнее надо приглядываться к мелочам. Давно стали женщины брюки носить, да не так носят, не по-мужицки! Хоть и в штанах, да не тот мах!
– Жаль, не было раньше разговора, не научил, как надо.
– Разговора не было, потому что тайну твою я не собирался разглашать. Как-никак, третий член экипажа представляет целый континент. Уйму конкурсов там прошел, коварные тесты преодолевал. Как никто другой! Каскадер к тому же. И еще знаменитым математиком признан. Потому и оказался первым американским претендентом на место в экипаже звездных спасателей.
– Да, это так, командир. Требовалось много труда, усилий, старательств.
– Стараний, – поправил Бережной.
– Конечно, старании. А потом любви, командир…
– Какой любви?
– Обыкновенной, когда говорят люблю… как это… по-русски… Любовь…
– Давай, вставай, грести будем! – послышался почти рядом мальчишеский голос.
– Подожди. Не слышишь, что ли, там влюбленные.
Бережной увидел внизу тихо плывущую по течению лодку, а в ней двух лежащих на дне мальчуганов.
– Как они меня узнали? – прошептал американский звездонавт.
– Они не видели, только слышали мужской и женский голоса. Еще одна неучтенная Генри Гри мелочь.
– Бывают, и у мужчин высокие голоса.
– Бывают, бывают. Правда, я угадал не только по голосу, но для надежности помалкивал, хоть и не все понимал.
– Как тебе объяснить, командир? Это немножко иной мир – Америка. Другие традиции. Чужой для вас уклад жизни. Там каждый сам по себе. И, несмотря на процветание нации, у нас все еще, к несчастью, есть обездоленные. Они нуждаются в сочувствии, сострадании, помощи. И за них надо было бороться в самом Капитолии… Вот почему требовалось занять сенаторское кресло. У тебя появляется понимание, командир?
– Как тебе сказать? Немного, пожалуй, не хватает. Одно только уяснил. Нельзя тебя до старта выдавать. В полете все быстро бы выяснилось.
– Конечно! Еще как выяснилось бы!
– Чему радуешься? Воображаешь, какие у Никиты глаза выкатились бы?
– Очень хочу представить такое. Спасибо за сохранение такой тайны. Но это только ее половина.
– А вторая половина – как оплошали ваши медицинские комиссии?
– Вовсе нет! Туда проникли наши врачи, члены Союза обездоленных. Они знали, что так надо.
– Что так надо?
– Надо, чтобы председатель Союза обездоленных Генри Гри вернулся из спасательного звездного рейса национальным или даже всепланетным героем.
– Героем или героиней?
– Пускай героиней! Однако в полет должен был отправляться обязательно мистер Генри Гри, который дважды уступал в предвыборной борьбе за сенаторское кресло в штате Алабама Джесси Грегори. Республиканцы уже считают это место своим! Тогда-то Генри Гри и начал свою подготовку. После четырех лет полета он вернулся бы на гребне небывалой популярности, которой только помог бы романтический маскарад Генриэтты. За это можно рисковать жизнью, командир, – я имею в виду не только трех звездолетчиков в космосе, но и три миллиона обездоленных на Земле. Как ты думаешь, командир, какая цифра, какая задача больше?
– Ну, парень!.. То есть Генри… тьфу!.. Генриэтта! Скажи сначала, зачем тебе вообще понадобился этот маскарад?
– Э-э, командир! На Капитолии редкость женщина-сенатор. Королевы правили, но не в Америке! И Союз обездоленных решил добиваться кресла для своего председателя Генри Гри. Ковбой и ученый! Каскадер и поэт! К тому же «свой парень»! О'кэй!
– О'кэй, о'кэй, парень что надо! Видел я твои киноподвиги! Прыгнуть на автомобиле с моста на идущий под ним поезд, промчаться в авто по крышам вагонов и локомотива, потом слететь на том же каре по ходу вперед на железнодорожные пути и скакать на шинах по шпалам впереди поезда – это, брат, трюк небывалый. За одно это тебя в звездный рейс можно взять. И все-таки ты вновь проиграл на выборах. Видно, там другие трюки требуются. Так чего ты снова в эту свалку лезешь?
– Чтобы победить! Национальный и всепланетный герой – уже не тот противник для республиканцев, как прежде. Популярность звездолетчика должна помочь Союзу обездоленных посадить своего сенатора в Капитолий. И мой долг добиться этого.
– Эге! Так вот какому долгу клятва давалась!
– Клятва давалась жизнью, которая принадлежит не Генри Гри и не Генриэтте Грин, а миллионам обездоленных американцев! Ради них были пройдены все математические тесты и физические испытания. Вот и суди теперь сам, кого я должна спасать: трех человек, терпящих бедствие в космосе, или три миллиона американцев?
– Да, задаешь ты мне задачу! Выходит дело, ты лететь с нами не хочешь?
– Еще как хочу, но есть особая тайна, Бережной. Узнать ее – эго понимать, чего стоит мне отказаться от полета с тобой и Никитой.
– А Никита при чем? Он незаменимый штурман. У него таких вопросов возникнуть не может.
– Нет, командир, я не о том…
Послышались всплески весел. Мальчишки возвращались, гребя