— Смотри на меня, — прошептал он, опускаясь ближе, прижимая лоб к моему. — Я хочу видеть, как ты разорвешься на части.
Я открыла глаза. И в них было всё — страх, ярость, нужда, любовь. Его член бился во мне. Его таз сталкивался с моим с таким отчаянием, что из груди вырывался крик. Я уже не была собой — только телом, только стоном, только пламенем.
Он отпустил мои запястья, и я вцепилась в его лицо, в плечи, в спину — оставляя следы ногтями.
— Быстрее, — прошептала. — Сильнее. Возьми меня до конца. Сожги меня.
Он понял. Его толчки стали яростными, беспощадными, и в этой бешеной страсти было всё — тоска разлуки, агрессия возвращения, радость обладания. Я чувствовала, как с каждым движением мы приближаемся. К краю. К бездне. К кульминации, в которой не будет пощады.
— Сейчас… — прошептал он, срываясь. — Чёрт, сейчас…
Я закричала, когда он нашёл клитор рукой, нажал, провёл — и всё внутри меня взорвалось.
Оргазм накрыл, как удар молнии: жаром, вспышкой, глухим ревом. Тело выгнулось, и я закричала в его губы, в его ладонь, в его грудь. Всё внутри сжалось, свелось, вздрогнуло — и отпустило, на миг выбросив из реальности.
Он застонал, утонул в толчке, в теле, в дрожи — и сдался. Его тепло разлилось во мне, горячо, мощно. Он вжимался в меня до самого дна, до костей, до сердца.
Он не двигался. Только дышал. Редко. Глухо. Как после битвы. Его лоб упал на мой. Его руки обняли. Не отпуская.
— Ты… моя, — прошептал. — Теперь и навсегда. Никуда. Чёрт. Возьми. — Не. Уйдёшь.
Я улыбнулась сквозь слёзы. Усталая. Опустошённая. Живая.
— Не хочу.
И правда не хотела.
Я осталась. В его руках. В его запахе. В его семени, растекающемся внутри меня. В этом чёртовом, священном, дикарском «навсегда».
Тело затихло, но кровь всё ещё стучала в ушах. Я лежала на его груди, и его сердце било в мой висок — глухо, упрямо, живо. Его ладонь гладила мою спину, будто проверяя: я правда здесь. Тепло между ног было напоминанием, что мы были не просто близко — мы сливались и трахались как ошалелые.
Он молчал. Только дышал. Тяжело, медленно, с рывками. Я чувствовала, как его член, ещё горячий, медленно выходит из меня, и по коже прошла судорога — как от потери.
— Ещё не уходи, — прошептала я.
— Даже не думал, — отозвался он, с хрипотцой, и сжал меня сильнее. Его ладонь скользнула вниз, к бедру, погладила чуть под ягодицей, словно пытался успокоить ту боль, что оставил сам.
Мы лежали. Голые. С пустотой внутри, которая вдруг стала — тишиной. Не пустотой. А пространством, где можно дышать.
Он поднялся на локте, посмотрел на меня. Глаза были… не мягкими. Нет. Они были дикими. Но в этой дикости теперь не было угрозы — только жажда оберегать.
— У тебя кровь, — прошептал он. Пальцем провёл по внутренней стороне бедра, и я вздрогнула — чувствительно, не от боли.
— Бывает. Грубо было, — я усмехнулась.
Он потянулся за пледом, укрыл нас, прижал меня к себе. Его ладонь оказалась на моём животе — сильная, уверенная, как клятва.
— Я не потеряю тебя снова, — сказал он. — Пусть только кто-то попробует отобрать.
Я молчала. Слёзы пришли сами. Тихо, по вискам, в подушку.
Он не спрашивал, почему. Просто целовал их. Щёку. Лоб. Веко.
Медленно. С верой.
А потом… он снова раздвинул мои ноги.
— Я не насытился, — сказал, почти нежно.
И прежде чем я успела ответить, его язык снова коснулся клитора.
Медленно. Иначе.
Теперь он не завоёвывал. Он почитал.
Я стонала, тихо, всхлипывая. Уже не от страсти. А от близости, которую никто не обещал, но она случилась.
Он вылизывал меня, как будто лечил. Как будто закрывал шрамы. Как будто говорил: «Ты не одна» — без слов, только телом.
И когда я снова содрогнулась в оргазме, он не вошёл. Он просто лег рядом, прижался губами к моей голове, и я впервые за долгое время не боялась заснуть. Но перед этим он отнес меня в ванную и долго-долго мыл сам, целовал синяки, оставленные его пальцами. Молча.
Глава 24
Я вошла в зал, как входят в бойню — медленно, в полной тишине, с прямой спиной и голодом в глазах. Там, за столом, сидели мужчины, каждый из которых в своё время пил с ним виски, подписывал с ним бумаги, прикрывал его схемы. Кто-то — по глупости, кто-то — по выгоде. Сегодня они были не за ним. Но и не за мной. Сегодня они были за собой. И я знала это. Не ждала рукопожатий. Не ждала сочувствия. Я принесла не прошлое — возможность. А это всегда весомее.
Местом для встречи Владимир выбрал деловой лаунж — стекло, кожа, холодный кофе и тишина, как в дорогом склепе. Я была в чёрном. Не траур. Не защита. Цвет, в котором кровь незаметна.
— Анна Брагина, — представилась я. Хотя они знали, кто я. Все знали. Только молчали. Кто — из вины. Кто — из страха. Кто — из интереса. Молчание — всегда валюта.
Один из них — седой, с золотыми часами и цепким взглядом — посмотрел на меня с едва заметной усмешкой.
— Я думал, вы растворились где-то после… тех событий.
— Я не растворилась, — ответила я. — Я перегорела. А теперь — пришла собирать пепел. И строить из него.
Они переглянулись. Один из них пригубил воду. Второй перелистывал бумаги. Третий — молчал. Самый опасный. Такие не говорят до последнего.
— Зачем вы здесь? — наконец спросили.
Я разложила папку на столе. Бизнес-план. Чёткий. Стратегически выверенный. Владимир провёл над ним бессонную неделю. Я — бессонные годы.
— Я открываю ресторан. В том же сегменте, где работает Виктор.
Пауза.
— Но с одним отличием. У меня — идея. У него — только деньги.
Некоторые приподняли брови. Я продолжила.
— Я не ищу сочувствия. Не прошу поддержки. Я предлагаю прибыль. Долю в проекте. И выход на аудиторию, которая устала от фальши, устала от «гламура на крови».
Мои глаза встретились с их глазами.
— Виктор — прошлое. Вы это знаете. А я — его конец.
Один усмехнулся. Другой хмыкнул. Но я видела — они слушают. Они оценивают. Деньги не имеют морали. Они идут туда, где пахнет движением.
А