Главной улицей ехать постеснялись — негоже перед властью щеголять. Опять же полиция. Плутали по задворкам, где снег лежал нетронуто. Здесь, меж покосившихся заборов и облезлых хат, жизнь била ключом: старухи в валенках выгребали лопатами проходы, ребятня с визгом ныряла в сугробы, а мужики в телогрейках методично долбили лед у ворот. «Чистят, чтобы к вечеру выехать», — кивнул Семён Петрович на груду снега у гаража. Но в его глазах читалось сомнение — слишком уж обильно падал с неба этот пушистый пепел, словно матушка-зима конопатила дырявые облака ватой.
Мы добрались до цели номер один. До Сбербанка.
Приехали мы в Рай не развлечения ради, а токмо волею пославших нас чичиковцев. Получить пенсии и купить всякого-разного. Получать пенсии доверено танковому капитану: стопка карточек «Мир» и, отдельно, в записной книжке — настоящей, бумажной, в бумвиниловой обложке, — пин-коды.
Сбербанк располагался на первом этаже пятиэтажной панельки. У банкомата, что снаружи, толпились человек шесть, похожие на замерзших ворон. «Не работает», — сообщил долговязый мужик в оленьей шапке и старой дубленке, мечте восьмидесятых годов.
И в самом деле, на экране восклицательный знак и надпись: «Извините, обслуживание временно прекращено».
— И внутри не лучше, — предупредил доброхот, но мы вошли. Самим убедиться нужно.
Внутри царила атмосфера катакомб первых христиан: люди молча тыкали пальцами в мертвые кнопки, изредка разражаясь сдержанными попрёками. Три банкомата тоже бездействовали.
В окошках обслуживания усталые операторши повторяли уныло:
— Не работаем. Системный сбой. Наличные не выдаём, не принимаем, не переводим. Операции не производим никакие. Когда всё наладится — неизвестно. Отнеситесь с пониманием.
Мы вернулись в снегопад.
— В «ВТБ» то же самое… Ничего не работает. Интернет тоже не работает, я дома с компьютера пробовал войти. Нет интернета, — приветствовал уже совсем по-дружески былой незнакомец. Он замолчал, доставая из кармана дубленки папиросу. Именно так — не пачку, а одну папиросу. Пламя спички, трепеща на ветру, осветило его глаза — без огонька, как потухшие угли.
— И у нас нет, — подхватили остальные, словно хор в древнегреческой трагедии. Четверо мужчин в потертых куртках, женщина в платке, завязанном под самым подбородком. — Ни на смартфоне, ни на домашних компьютерах.
— И в магазинах карточки не работают, — добавил первый, затягиваясь так, будто пытался втянуть в себя всю горечь мира. — Только нал. Вот я за налом и сунулся. А — облом. Что делать, прямо и не знаю.
Тишина повисла тяжким пологом. Вдали, за белыми крышами, гудок поезда прорезал воздух — протяжно, как стон раненого зверя.
— Ждать, — заключила вся компания, будто вынеся приговор самим себе. — Ждать и терпеть.
И все разом достали смартфоны, словно язычники, проверяющие силу амулетов. Экранные блики заплясали на их лицах — синие, призрачные.
Магазины встретили нас мертвыми витринами. В «Пятёрочке» кассирша, девчонка с пересохшими губами и глазами, полными удивления, повторяла как заведённая:
— Не принимаем… Система упала…
Люди толпились у кассы, перешёптываясь, словно на поминках. Старик в ушанке пытался купить хлеб, суя смятую тысячную купюру:
— Возьмите, Христа ради…
— Без чека не могу! — сердито сказала кассирша.
Тут подошёл охранник, грузный, как медведь, и старика, как щепку, вынесло течением людским на улицу.
Положим, сегодня люди смирные, терпят. А ведь кончится терпение, всё возьмут сами, а будут ли платить? Не факт.
В «Магните» это сообразили, и поступили просто — закрыли магазин. Элегантное решение.
— Ничего, пойдём к куму. Я всё равно у него закупаюсь, — сказал танковый капитан.
Мы не пошли, конечно. Поехали.
Кум жил на окраине Рая, в Шанхае, — так здесь звался участок за старой водонапорной башней, чей силуэт чернел на закате, как готическая башенка.
— Заезжай, не отсвечивай, — встретил нас хозяин, мужчина с лицом, напоминающим топор: грубым, угловатым, но волевым. Привычным командовать.
Его дом пах смолой, кожей и кофе. В углу, на полке, стояли фотографии: молодой капитан на фоне танка, ордена в бархатных коробочках, женщина в платье 80-х… Теперь всё это казалось артефактами погибшей цивилизации.
— Излишки, — хрипло усмехнулся кум, указывая на мешки. — Мука — с элеватора под Рязанью. Соль — с Усолья. Дрожжи, можете смеяться, из Москвы. Мыло… Ну, мыло, оно и есть мыло.
Конечно, излишки. Армейские. Какие же ещё?
Танковый капитан рассчитался наличными. Тысячные купюры легли на стол с приятным шелестом.
— Добавить бы надо, — вздохнул кум, глядя в заиндевевшее окно, где метель начинала выписывать свои кружева. — Время-то какое…
— Прокурор добавит, — ответил Корзунов старой шуткой, но смеха не последовало.
Однако добавил — четверть самогона.
— Чичиковский? — спросил кум, тоже капитан в отставке, человек серьезный, с хорошими связями.
— Какой же ещё?
Мы погрузили припасы в сани, накрыли брезентом, крепко-накрепко перевязали веревкой. Даже опрокинутся сани — не растеряем груз. Но сани не опрокинутся.
Обратный путь. Поля, как простыни, тянулись до горизонта. Ветер свистел в ушах, но ехали плавно, без тряски. Полюшко, поле, едут по полю герои, Красной Армии герои.
На дороге, в сотне саженей, маячили мигалки. Синие вспышки резали снегопад, как ножницы — ткань.
— Пасутся, однако, — прокричал капитан, поддавая газу.
Как удачно, что мы на снегоходе. Здесь полиции нас не достать. Она теперь непредсказуемая, полиция. Много в ней людей новых, но бывалых. Каски, автоматы, вопросы… «Откуда товар? Где чеки?» И хорошо, если живыми оставят. А то могут и очередью. Вдоль и поперек.
Нервные потому что.
Но мы исчезли в снеговерти, и никто в нас не стрелял. Может, они просто стоят. Людям подсказывают дорогу.
Вернулись засветло.
В конторе при всем населении Чичиковки капитан доложил обстановку:
— Денег, дорогие граждане и гражданки, нет. Банкоматы не работают, банки не работают, магазины не работают. Сбой какой-то. Ждать не стали, неизвестно, сколько ждать. Потому тратил я из резервного фонда. Куплено муки четыре мешка, сто шестьдесят кило, дрожжей