— Где живет, не скажете? — сдавленным голосом спросил Алексей, чувствуя, что еще немного, и он не выдержит, начнет что есть силы долбить кулаком в стену. — Я из собеса. Мне для дела нужно.
— Так вы не пенсию мне принесли? — вновь удивилась старуха. — А я с утра тут, возле двери сижу. На табуреточке. Пропустить боюсь.
— Да, да, я с почты, — решил не спорить Алексей. — Вы мне адрес мужа вашего скажите. И как зовут его. Имя, отчество. А я вам сейчас все и выдам.
— Да где же я вам его адрес отыщу-то… — расстроилась она. На секунду задумалась, потом подняла край клеенки и вынула на свет тонкий пожелтевший конверт. — А вот, он мне как-то письмо прислал. Развода просил, аспид. Сам-то побоялся прийти. Знал, что я его кипятком из чайника встречу. Так он письмо прислал. Но я не дала.
— Алексей взял в руки конверт, прочитал выведенные внизу реквизиты отправителя, и вернул листок хозяйке.
— Пойду я, Мария Антоновна. — шагнул он к двери. — Вы уж простите. Пора.
— Так, а как же пенсия-то, сынок? — суетливо погладила клеенку ладонью старуха.
— Ах, да, простите, — смутился Алексей, вытащил из кармана бумажник и, не глядя, выгреб оттуда все деньги. — Вот, вы пока дверь прикройте, я сейчас… Мне надо…
— А расписаться-то… — услышал он удивленный голос, уже сбегая по ступеням вниз.
— Как же так? — уже в который раз повторил про себя Алексей. — Она ведь сама сказала, что за другого замуж выходит. А мы ведь, мечтали, что если когда-нибудь дети будут, дочку Марией, Машей назовем.
Он гнал от себя догадку, словно боялся признаться в том, что она верна, и повторял про себя только один вопрос.
— Вот этот дом, — ровным голосом, как и незадолго до этого, повторил водитель, остановив лимузин возле двухэтажного барака, едва различимого в зарослях буйной, не желающей увядать от первых осенних заморозков, зелени тополей.
— Жди, — уже совсем другим, жестким и властным тоном приказал Алексей.
Он подошел к единственной двери, ведущей в затхлый сумрак подъезда, и едва не столкнулся с выходящим оттуда жильцом.
Бомжеватого вида, но еще вполне бодрый мужичок опасливо посторонился, пропуская представительного господина, и просительно взглянул на него: — Не выручите мелочью, господин хороший. Ключ забыл, нужно за другим съездить, а все деньги дома остались. Рубликов пять-десять на метро, а?
— Ты здесь живешь? — спросил Алексей, хлопая себя по карманам пальто. — Михаила Морозова из десятой квартиры знаешь?
— Как не знать, — оживился мужичок, осторожно спрятал за спину пакет с торчащими из него смятыми пивными банками. — Стольник пожертвуйте, все про него обскажу.
— На, держи, — Алексей наконец отыскал мелкую купюру.
Мужичок ловко спрятал тысячу в карман до невозможности затертой куртки непонятного цвета.
— Ого, премного благодарен, — уже куда веселей добавил он. — Я и есть Михаил Морозов. А что?
— Ты? А не врешь?
— Да я и паспорт могу показать. Только он дома, — ничуть не смутился тот. — Шесть десятков лет уже как Михаил.
— Тогда, вот что, давай отойдем в сторонку, — Алексей оглянулся. — Да вот, хоть на скамейку присядем. Я тебе задам пару вопросов, и если ты на них честно ответишь, получишь еще… — он вынул остатки полученной с пятитысячной купюры сдачи.
— Легко, — с пьяной удалью отозвался Морозов и первым двинулся в указанном направлении.
— Спрашивай, барин. Я за базар отвечаю, — он втянул поросшую неопрятной седой щетиной шею в ворот растянутого свитера.
— Из-за чего погибли твоя дочь и внучка. Кто убил.
— Журналист, что ли, — сообразил пьяный. — Эх, продешевил я. Но… ништяк. Я за базар отвечаю. Пообещал, значит, кремень.
— Короче, — выдохнул Алексей, пытаясь удержать закипающую в нем злость.
— Случилось это году так в дефяносто пятом, — прошепелявил он беззубым ртом. — Тоже, вот как сейчас, по осени, — словоохотливо произнес Михаил. — Я тогда бизнесом занимался. Оптовой торговлей. Денег на товар не хватало, ну я и, это, кредит взял. У знакомых. Мы с ними вместе си… — он сбился, — вместе мы с ними, короче, были. И так вот вышло, что сделка та обломилась. В общем, кинули меня. А долг отдавать надо. Проценты каждый день тикают. Я в затылке почесал и решил — да пошли они… Думал, попугают и отстанут.
— А Гвоздь на принцип пошел. Решил меня на слабо взять. Дескать, не отдам — он их порешит. Ольгу и дочку ее. Ольга — это от Машки, дочка моя.
— В ментовку идти запретил. Но я, хоть и впадлу с красными дело иметь, заяву все же кинул. Думал, может они Гвоздя прищучат.
— И отдавать не понадобится, — закончил за него Алексей.
— Да не… Я думал, что они по уму… захватят там, освободят. Ну, а менты, как обычно, обосрались, — Михаил почесал щеку грязной пятерней, — а может, проплатил им Гвоздь. Он же не сам их в заложники взял. Он каких-то отморозков нанял. Ну, а как шухер начался, те за стволы. А менты в ответ из всех стволов палить стали. Ну и всех… И дочку мою тоже… — рассказчик картинно смахнул с опухшего глаза слезинку. А дура моя решила, что это я в их гибели виноват. Якобы, денег платить не стал. До сих пор ненавидит меня. Седьмой десяток всего, а уже с катушек поехала. Да она сразу после того случая заговариваться начала…
— Кто такой Гвоздь? — теперь Алексей уже сдерживал себя от неудержимого желания повалить эту мразь на землю и бить ногами, пока тот не заткнется.
— Так сейчас он не Гвоздь. Сейчас он депутат городской думы. Анатолий Гвоздев. Предприниматель и, мать его… меценат, — произнес Михаил явно услышанные из телевизора слова. — Большой человек.
— Слушай, я тебе твои деньги отдам. На. — Алексей сунул смятые купюры в пакет с банками. — Ты мне только скажи, тебе их, что, совсем не жалко?
— Так сколько лет-то прошло? — было похоже, что собеседник искренне удивился. — Тем более, что я и не знал Ольку-то почти. Когда я сел, она совсем мелкая была. А как вышел, она со мной и знаться не захотела.
— Так однажды и сказала, когда я к ним в гости пришел, — ты, мол, мою жизнь разбил. Если бы не отец-уголовник, то я бы замуж уже вышла.
— За дорогого мне человека… — с издёвкой процитировал он.
И тут Алексей не выдержал. Ударил всего один раз. Развалившийся на скамье Михаил кувыркнулся на спину, сжался в клубок и заныл гнусавым голосом: — Бей, бей… только деньги, не отбирай…
— Факинг